Но и противник обнаружил все свои огневые силы, открыв огонь по вспышкам наших пулеметов. В пулеметной команде убитых не было, и это смягчило мою вину. У противника потери были значительные. Он в панике бежал, оставив большой транспорт и два орудия.
В последующих боях я был более предусмотрителен.
Самый тяжелый бой мы держали за село Царьградское. Приказ о наступлении наш полк получил своевременно, а посыльных в 433-й и 435-й полки перехватили белые. Оставив транспорт в селе Покровское, рано утром мы повели наступление на Царьградское, полагая, что справа и слева пойдут в атаку наши соседи. Мы оказались одни против трех полков белоказаков. К пяти-шести часам вечера мы все же выбили противника из Царьградской, но к белым подошла помощь, и наш полк оказался в окружении.
Начали пробиваться назад в Покровское. Но в чистом поле нас прижали к земле. Образовав круговую оборону, мы изо всех сил отбивались. Не знаю, кто командовал полком, но я видел Шереметьева в цепи с винтовкой в руках. Он командовал «рота пли» и сам стрелял по наседавшей коннице белых.
С боем, тесня цепи белых, мы медленно продвигались к Покровскому, которое, в свою очередь, было окружено казаками. Там все штабные командиры и писаря, а также повозочные отбивались из винтовок. В Покровском полк снова занял круговую оборону. Бой прекратился только ночью.
Мы не досчитались многих своих товарищей, но артиллерия и большинство пулеметов были с нами. В этом бою ранило Шереметьева, но из полка он не убыл.
Через несколько дней бригада выбила противника из Царьградской и погнала его дальше.
Интересный эпизод произошел при взятии Джембиты. Шел сильный снег. Полк сбился с направления и вышел в тыл казаков. Разобравшись в обстановке, мы подошли к Джембите с противоположной стороны. Белые ожидали нас с другого направления и перевели за реку Уил все свои части, тыловые подразделения и уничтожили за собой мост.
Наше появление в тылу вызвало у белых панику. Река была покрыта еще тонким льдом, он не выдерживал тяжести даже одного человека. Вновь строить мост не было времени. Тогда казаки соорудили живой мост. Они распрягли из повозок тридцать — сорок верблюдов, ввели их в реку, поставили в два плотных ряда головами наружу, привязали их друг к другу, а на спины положили доски и плетеные заборы, снятые ворота.
Через такой мост переправили на другой берег повозки, верховых лошадей, людей, а орудия в исправном состоянии опустили в реку. Мост оставили нам.
Во многих местах подо льдом стояли груженые повозки, лежало имущество.
В декабре заболел тифом наш командир полка Александр Степанович Шереметьев, его отправили в госпиталь. Больше я с ним не встречался. Шереметьева в полку очень любили. Он был исключительно смелым в бою и хорошим товарищем вне боя. Он часто бывал у нас в команде, но больше всего любил конную разведку, во главе которой стоял лихой оренбургский казак Гусев. Шереметьев часто сам выезжал в разведку, после чего принимал решения.