— Нет.
— Не ври мне, — произнесла Варька моим голосом и моим тоном. — Не надо из-за него плакать.
Я обняла ее:
— Ты правда так думаешь? И ты тоже не будешь плакать?
— Не буду… Он, знаешь, что меня спросил в последний раз, когда звонил?
— Что?
Варька отвернулась.
— А он не звонил.
Моя дочка Варя — очень оригинальная и умнейшая девочка с разорванной душой. Права моя мама. Волоку ее с собой в мутное болото наших сомнительных страстей.
Вечером неожиданно позвонил Женя Локтев.
— Вы еще не ужинали?
— Нет, мы обычно часов в девять. Под какой-нибудь душещипательный фильм на российском канале.
— Мда… искусство — лучший соус… Надо бы в театре столики поставить!
— И телевизоры…
Женька засмеялся:
— Ага, и нам на сцене веселее будет… Новости, спорт… Глядишь, и Шекспир как-то заблестит новыми красками. Хорошо, приходите в ресторан! Я вас жду. Придете? Варя как?
— Придем, спасибо, Жень. Через часик, хорошо?
Мы быстро собрались. Я полезла в аптечку за пачкой одноразовых платочков и нашатырем. Мне на глаза попалась полосочка-тест. Весь этот год, не дожидаясь начала лунного цикла, я каждый месяц делала тесты — не получилось ли на этот раз забеременеть. И сейчас, повинуясь непонятному мне сигналу, я взяла из аптечки маленький пакетик с тестом. Приливы приливами, но на всякий случай…
Я стояла и смотрела, как на полоске проступают две тонкие красные линии. Вверху и внизу — как обычно. И потом еще третья, рядом с нижней.
Я сняла очки, приблизила полоску к глазам. Посмотрела на свет, повернула и так, и эдак. Посмотрела на упаковку — «Годен до…». Годен тест, еще как годен. Я пошла и поискала в аптечке — нет ли еще одного в запасе. Нашла и снова сделала тест. Проступили все три линии. Я села на край стиральной машины и посмотрела на себя в зеркало. Вот это да…
Ясно. Теперь все ясно. То-то я сегодня утром выбросила новую зубную пасту — решила, что она испорченная. А вчера — только что открытую банку растворимого кофе. У него был отвратительный вкус, как будто в него подмешали толченых тараканов, отравленных дихлофосом… И крем, мой обычный крем показался мне испорченным — пахнул то ли тухлой тиной, то ли скисшими щами — как понюхать… Я намазалась им, а потом долго терла лицо и глаза мылом, любимым медовым мылом, которое вчера пахло больничным туалетом… Я засмеялась.
Варька заглянула в ванную:
— Мам, ты плачешь?
— Нет, дочунь, смеюсь.
— Правда? — Варька искренне обрадовалась и разулыбалась.
Я расцеловала ее в обе тугие щечки:
— Улыбочка моя!.. — Надо же, ребенок растет, а улыбка его, которую ты первый раз увидела, когда малышу было две недели, улыбка остается прежней.