Эндельманша стала рассыпаться в благодарностях, а Нина обратилась к Горну, когда тот вернулся с деньгами:
— Я послала вам сегодня приглашение, но пользуюсь случаем, чтобы напомнить еще раз: завтра вечером мы ждем вас к себе. Не забудете?
— Нет, конечно. И почту для себя за честь.
Когда дамы вышли, Станислав сказал Горну:
— У вас хорошие знакомства! Пани Травинская — настоящая бонбоньерка с конфетами!
— А Ройза выглядит, как напудренная корова. Будь он так же умен, как она болтлива, они были бы вдвое богаче, — заключил Шая и заговорил с толстым торговцем в плисовой поддевке с хитрыми по-татарски раскосыми глазами.
Шая был с ним так предупредителен, что даже уступил свое кресло, а Станислав предложил сигару и сам поднес зажженную спичку.
За торговцем последовал целый ряд любопытных человеческих типов.
Едва дождавшись, когда за последним посетителем закрылась дверь, Горн попросил у Шаи позволения пройти на фабрику: ему не терпелось повидаться с Малиновским и расспросить о Зоське.
Малиновского он нашел в огромной прядильне около остановившегося станка, который в спешке чинили, в то время как весь цех сотрясался от работающих машин.
В воздухе сероватым облаком висела тонкая пыль, сквозь которую едва проступали контуры машин и маячили, точно призраки, люди.
Солнце, светившее через застекленную крышу, заливало цех таким зноем, что по лицам рабочих струился пот, а раскаленный, душный воздух был пропитан запахом горячей смазки.
— С сегодняшнего дня я служу у вас на фабрике, — сказал Горн.
— Да? Это хорошо! — тихо ответил Адам, склонясь над какой-то деталью, которую привинчивал слесарь, и больше ничего не сказал, так как станок быстро собрали, смазали, проверили, и спустя минуту, присоединенный к трансмиссии, он заработал вместе с остальными.
Малиновский постоял, наблюдая, как он работает, несколько раз останавливал его, осматривая пряжу, и, только убедившись, что все в порядке, пошел по длинному проходу между станками, увлекая за собой Горна.
— Как сестра? Ты видел ее в обед? — на ухо спросил Горн, так как стук прядильных машин, свист приводных ремней, оглушительный грохот колес наполняли помещение страшным шумом, заглушая слова.
— Нет… — отвечал он.
Они вошли в застекленную каморку, из которой виден был весь цех с переплетеньем приводных ремней наверху и подвижными очертаниями подернутых хлопковой пылью станков внизу.
— Что с вами? — спросил Горн, видя, что Адам, закусив губу, мрачно смотрит в зал.
— Ничего…
Он отвернулся, прижался лбом к стеклу и тупо уставился на вращавшееся с бешеной скоростью колесо, которое сверкало на солнце, точно расплавленное серебро.