— До свидания. Вы с фабрики прямо домой пойдете?
— Ее уже нет, — оборотясь к Горну, прошептал Адам.
Он был спокоен, только губы дрожали от сдерживаемых рыданий и зеленые глаза потемнели.
— Нет? — машинально переспросил Горн.
— Да. Прихожу в обед, а дворничиха отдает мне ключи и говорит: барышня, что была у вас, велела передать, чтобы ее не искали. Дескать, все равно не найдете… Слышите? Она убежала к Кесслеру, убежала к своему любовнику. Ну и пускай, пускай поступает, как знает… Мне до нее дела нет. Только немного обидно… немного обидно… — И, внезапно замолчав, вышел, так как опять испортилась какая-то машина.
Он поторопился уйти, чтобы скрыть невыразимую боль, которая терзала душу.
Горн последовал за ним, но вынужден был остановиться и прижаться к стене: по проходу катили тачки с тюками хлопка без железных скреп и, как грязный снег, сваливали перед чесальными машинами.
Нестерпимая жара и несшийся отовсюду свист приводных ремней неприятно действовали на нервы, и Горн, не дождавшись Малиновского, ушел.
Тот догнал его у ворот.
— Только никому не говорите об этом, — со слезами в голосе прошептал он и, стиснув горячей ладонью ему руку, скрылся в лабиринте машин и трансмиссий, словно искал там спасения от мучительного стыда и страданий.
Горн не нашелся, что сказать ему в утешение, и понял: такие раны врачует лишь время и молчание; нужно перестрадать боль, избыть ее слезами — только так можно от нее избавиться.
Во дворе Горн встретил Высоцкого, который выходил из фабричной амбулатории.
— Вы будете в воскресенье у Травинских?
— Непременно, — отвечал доктор. — Это единственный дом в Лодзи, где не только злословят.
— И единственная гостиная, где бывают не одни только фабриканты.
Они поспешили расстаться, так как перед конторой уже стояла коляска Шаи.
Сам Шая был еще у себя в кабинете и забавлялся с внучками, дочерьми Станислава. Станислав сосредоточенно писал что-то и лишь время от времени поднимал голову и улыбался девочкам, а они, ласкаясь, прижимали румяные мордашки, обрамленные рыжими волосами, к широкой груди деда.
Шая подбрасывал девочек кверху, целовал и поминутно заливался счастливым смехом. И его красные ястребиные глаза светились нежностью и неподдельным весельем.
— Вот видите, доктор, как тяжело быть дедушкой, — пошутил он, обращаясь к Высоцкому.
— Прелестные девочки!
— По-моему, тоже.
— И похожи на панну Ружу.
— Только цветом волос, а так они намного красивей. Ну, пора ехать. Поезд прибывает через восемь минут.
Гувернантка, скромно стоявшая у окна, взяла девочек за руки, и они поехали на вокзал.