— А в итоге — смерть! — прошептал он и принялся за письма.
Но прочтя записку от Люции, которая умоляла непременно увидеться с ней завтра, отложил на потом остальные письма и зашел к Максу: после смерти матери как-то не представлялось случая с ним поговорить.
— Что слышно у отца? Никак не выберусь к нему. Травинский выкупил векселя?
— Выкупил, но это уже не поможет.
— Почему?
— Старик совсем выжил из ума. Из пятисот станков работают двадцать! Через три месяца, самое большее через полгода, фабрике капут, а вместе с ней умрет и он.
— Случилось что-нибудь еще?
— Нет, но конец неотвратим. А тут еще зятья допекли его, предъявив официальный иск о разделе имущества после смерти матери.
— Ну что ж, это естественно.
— Ему теперь все безразлично. Он сказал: пускай делают, что хотят. И продал земельный участок, оставив за собой только фабрику. Днем он или сидит в конторе с Юзеком, или ходит на кладбище, а по ночам бродит по цехам. Налицо все признаки меланхолии. Ну довольно об этом! Я хочу тебя предостеречь: берегись Морица!
— Тебе что-нибудь известно? — встрепенулся Кароль.
— Пока нет. Но по физиономии видно: он замышляет какую-то пакость. И потом слишком много подозрительных личностей шляется к нему.
— Что с тобой? — спросил Кароль за утренним чаем у Морица.
— Крупное дело наклевывается… — отвечал Мориц, поднимая глаза от стакана, который он держал обеими руками, но чай не пил, погрузясь в глубокое раздумье.
— Значит, будут деньги?
— И немалые. Как раз сегодня я намерен обделать два дела. Если они выгорят, я сразу выдвинусь на настоящую дорогу. Но обещанную сумму ты можешь получить еще до вечера. Да, как поступить с хлопком?
— Подожди пока продавать. У меня есть одна идея.
— Что это Макс так свирепо посмотрел на меня и даже не поздоровался?
— Не знаю. Он сказал вчера, будто по твоему лицу видит, что ты замышляешь какую-то пакость.
— Дурак! Я выгляжу как порядочный человек, не правда ли? — говорил Мориц, пристально разглядывая себя в зеркале и стараясь придать добродушное выражение своему хищному, с резкими чертами лицу.
— Не обижайся на него: он огорчен делами отца.
— Я советовал ему учредить над ним опеку, объявить неправоспособным и взять в свои руки управление фабрикой. Только так еще можно хоть что-то спасти, но он не захотел, хотя зятья и сестры согласны.
— Состояние принадлежит отцу, считает Макс, и он волен поступить с ним как угодно, даже если это грозит разорением.
— Слишком он умен, чтобы всерьез так думать. Тут что-то другое…
— А может, и нет. Согласись, не очень-то приятно объявить сумасшедшим своего отца.