Гости постепенно разошлись, и, кроме близких знакомых, остался только Мюллер. Он дружески беседовал с Боровецким и не отпускал его от себя. Муррей, который пришел под самый конец, подсел к Максу и группе своих коллег и с восхищением посматривал на женщин — с наступлением вечерней прохлады они вернулись из сада и теперь сидели на веранде в окружении мужчин.
— Ну, когда же вы женитесь? — вполголоса спросил его Макс.
Англичанин ответил не сразу и, лишь натешив взор видом красивых женщин, тихо сказал:
— Я готов хоть сейчас!
— На которой?
— На любой, если нельзя на обеих.
— Опоздали: одна замужняя дама, другая — обрученная невеста.
— Вечно я опаздываю! Вечно опаздываю! — с горечью прошептал Муррей и дрожащими руками одернул на горбу сюртук, потом подсел к Мышковскому и стал пить с ним, словно заливая горе.
Вошел Яскульский и, отыскав Кароля, шепнул ему на ухо, что в конторе его ждет какой-то человек и непременно хочет с ним увидеться.
— Не знаете, кто это?
— Точно не знаю, но сдается мне, пан Цукер… — пробормотал старик.
«Цукер, Цукер!» — повторил про себя Кароль и от недоброго предчувствия у него тревожно забилось сердце.
— Сейчас приду. Пусть обождет минутку, — сказал он и, пройдя в комнату отца, сунул в карман пистолет.
«Цукер! Чего ему надо? Зачем он хочет меня видеть? А что если…» — додумать до конца он не решился и, окинув беспокойным взглядом собравшихся, незаметно вышел.
Цукер сидел в конторе около окна, опершись на палку и глядя в пол; он не принял протянутой руки, не ответил на приветствие и только посмотрел на Боровецкого долгим, воспаленным взглядом.
Кароля охватило беспокойство, он почувствовал себя, как зверь в западне. Этот взгляд жег, смущал, вызывал страх. И у него явилось безумное желание убежать отсюда, но он овладел собой, и сердце перестало тревожно замирать в груди. Закрыв окно, чтобы не слышны были голоса пьяных рабочих, он пододвинул Цукеру стул поближе к столу.
— Очень приятно видеть вас… — с расстановкой проговорил он. — И очень сожалею, что не смогу уделить вам столько времени, сколько мне бы хотелось… Но, как вы знаете, у меня сегодня торжественный пуск фабрики, — сказал и тяжело опустился на стул, чувствуя, что кроме этих фраз, которые вырвались сами собой, он не в силах вымолвить больше ни слова.
Цукер вынул из кармана смятое письмо и бросил на стол.
— Прочтите, — сдавленным голосом сказал он и в упор уставился на Боровецкого.
В письме в грубых, вульгарных выражениях говорилось о его связи с Люцией.
Боровецкий читал долго — хотел выиграть время — и при этом делал невероятное усилие, чтобы не выдать себя, сохранить спокойное, безразличное выражение лица под устремленным на него пристальным, сверлящим, как у следователя, взглядом Цукера, от которого у него все внутри переворачивалось.