— Агата! Агата!
— Ля-ля-ля! Агата! Тра-ля-ля-ля! Агата! Цып-цып-цып, Агата! — старался Бум-Бум.
Песенка действовала возбуждающе — одни начали ударять тростями по столу, другие швыряли кружки об стену, разбивали их об печь, иным этого было мало, они стучали стульями по полу и, зажмурив глаза, будто слепые, орали:
— Агата! Агата!
— Господа, заклинаю Богом, потише, еще полиция ко мне нагрянет! — умолял испуганный хозяин.
— Вам надо, чтоб было тихо, так мы заплатим! Барышня, пожалуйста, одно пиво!
— Эй, Бум-Бум, а ну-ка спой! — кричали Бум-Буму, который, поправляя обеими руками пенсне, прошел в соседний зал к буфету.
— Давай, Бум-Бум, а то я не слышу, — сонно бормотал кто-то, лежа на столе, уставленном батареей бутылок с вином и коньяком, кофейными чашками, портерными флягами, кружками и усыпанном осколками стекла.
— Агата! Агата! — вполголоса напевал какой-то конторский служащий и спьяну отбивал тростью такт по столу.
— Ну, ну, развлекаются истинно по-лодзински, — прошептал Кароль, ища глазами Морица.
— А, инженер! Господа, вот и фирма «Герман Бухольц и Компания»! Значит, мы в полном сборе. Барышня, всем по коньяку! — прокричал высокий дебелый немец.
Он широко взмахнул рукой, хотел еще что-то сказать, но тут ноги у него подкосились, и он рухнул на стоявшую позади кушетку.
— Да, вижу, компания веселая.
— Все наши бурши собрались.
— А мы всегда так: коль пить, то дружно, а коль работать, то на-кася выкуси.
— О да, все дружно, как сказал тот, ну как же его звать, который сказал: «Гей, плечо к плечу, и дружно цепью!»
— Украсим себе брюхо или серьгою — ухо, — подхватил чей-то голос.
— Тише, господа. Бродягам, собакам и людям Шаи — вход воспрещен! Запишите это, пан редактор, — кричал кто-то, обращаясь к высокому тощему блондину, который, меланхолически восседая в середине зала, обводил выпуклыми, словно бы стеклянными, бессмысленными глазами увешанные олеографиями стены.
— Мориц, у меня к тебя очень серьезное дело, — шепнул Кароль, присаживаясь к Вельту и Леону Кону, которые пили вдвоем отдельно от прочих.
— Денег надо? Вот бумажник, — пробормотал Мориц, выставляя внутренний карман сюртука. — Или нет, подожди, пойдем в буфет. Ах, черт, я совсем пьян! — крякнул он, тщетно стараясь держаться прямо.
— Может, пан инженер посидит с нами? Выпьем, а? Есть водочка, коньячок!
— Прикажите подать поесть, я голоден как волк.
Кельнерша принесла горячие сардельки, ничего другого в буфете не осталось.
Боровецкий принялся есть, не обращая внимания на веселое общество, — кругом выпивали, болтали.
Тут была почти одна молодежь, типичная для Лодзи молодежь из контор и складов, немного фабричных техников и других специалистов.