— Я слушаю вас, — проворчал Бухольц.
— Мы говорили о Шае.
— А, довольно о нем. Эй, болван! Позови сюда Хаммера. Через пять минут мне пилюлю принимать, а этого шута еще нет. О вчерашней новости слышали?
— Слышал, пан Кнолль рассказал мне в театре.
— Вы бываете в театре?
В его глазах мелькнула злая насмешка.
— Я что-то не понимаю вашего вопроса, пан президент.
— Ну конечно, вы же поляк, конечно, вы же «фон», — лицо Бухольца скривилось, как бы предвещая смех.
— Ведь и вы, пан президент, бываете в театре.
— Я — Бухольц, пан фон Боровецкий. Я могу бывать везде, где мне вздумается. — Он вскинул голову и горделиво, уничтожающе посмотрел на собеседника.
— Сами театры виноваты — вместо того, чтобы существовать лишь для немногих, они распахивают двери перед всеми, у кого есть деньги, чтобы купить себе место, — пробормотал Боровецкий, не в силах сдержать язвительной усмешки.
— Что за вздор! И слушать не желаю. — Старик сердито ударил палкой по головешке, так что искры посыпались на пол.
— Простите, пан президент, я, пожалуй, пойду, — сказал оскорбленный этими словами Боровецкий, поднимаясь со стула.
— Да нет, посидите, сейчас будет обед. Нечего вам обижаться, вы же знаете, как я вас ценю, вы исключение среди поляков. Кнолль все вам рассказал?
— О последних банкротствах.
— Да, да… Он поехал по срочному делу, и я как раз хотел просить вас заменить его на время отсутствия. А в печатном цехе вас заменит Муррей.
— Я согласен, а что до Муррея, он человек очень способный.
— И глупый. Ну, садитесь же. Я поляков люблю, но с вами просто нельзя разговаривать, чуть что, вы уж обиделись, и крышка. Спокойней, пан Боровецкий, спокойней, не забывайте, что вы мой служащий.
— Вы, пан президент, слишком часто мне об этом напоминаете, чтобы я это мог забыть хоть на минуту.
— Вы полагаете это излишним? — спросил Бухольц, глядя на Кароля с добродушной ухмылкой.
— Смотря для кого и смотря где.
— Вот дал бы я вам лошадей, и попробуйте ими управлять без кнута и поводьев.
— Сравнение удачное, но только как сравнение его вряд ли можно применять ко всем, кто у вас работает.
— А я и не применяю его ни к вам, ни к некоторым — заметьте, я говорю «некоторым» — вашим сотрудникам, а только к черной рабочей массе…
— Но рабочая масса, они ведь люди.
— Нет, быдло, быдло! — вскричал Бухольц, изо всех сил ударяя палкой по табурету. — Не смотрите на меня так, я имею право это говорить, я их всех кормлю.
— Это верно, но за эту кормежку они честно трудятся, они ее зарабатывают.
— Да, зарабатывают у меня, это я им даю заработок, они мне ноги должны целовать. Не дал бы я им работы, тогда что бы они делали?