— Нашли бы себе работу в другом месте, — возразил Боровецкий, начиная злиться.
— Они сдохли бы с голоду, пан Боровецкий, как собаки.
Боровецкий уже не спорил, его раздражала глупая спесь Бухольца, который, однако же, среди лодзинских фабрикантов выделялся своим умом и образованностью, а такой простой вещи не понимал.
— Пан президент, я как раз шел к вам с пилюлями, когда явился Аугуст.
— Молчи! Еще целых две минуты. Погоди! — резко остановил Бухольц своего придворного лекаря, который был слегка смущен подобным приемом, однако послушно остановился в нескольких шагах от двери и ждал, обводя испуганным, беспокойным взглядом лицо Бухольца; а тот, хмуро уставясь на старинные серебряные часы, сидел молча.
— Ты, Хаммер, смотри у меня, я тебе плачу, и хорошо плачу, — произнес Бухольц после паузы, все еще глядя на часы.
— Пан президент!
— Тихо, когда Бухольц говорит! — со значением прервал его старик, грозно на него глянув, — Я человек пунктуальный, велели мне принимать пилюли каждый час, я и принимаю каждый час. Вы, пан Боровецкий, наверно, очень здоровый человек, по вас видно.
— Да уж такой здоровый, что, посиди я у вас на фабрике, в печатном цеху, еще два года, не миновать мне чахотки. Доктора меня уже предупреждали.
— Два года! За два года еще можно вон сколько товара напечатать. Давай, Хаммер!
Хаммер благоговейно отсчитал пятнадцать гомеопатических пилюль в протянутую ладонь Бухольца.
— Побыстрее! Денег стоишь ты мне, как хорошая машина, а еле шевелишься, — прошипел Бухольц и проглотил пилюли.
Лакей подал ему на серебряном подносе стакан с водой, чтобы запить лекарство.
— Он назначил мне принимать белый мышьяк, какой-то новый метод лечения. Что ж, посмотрим, посмотрим.
— Я уже замечаю большое улучшение вашего здоровья, пан президент.
— Молчи, Хаммер, тебя никто не спрашивает.
— И давно вы, пан президент, лечитесь мышьяком? — спросил Боровецкий.
— Третий месяц травят меня. Можешь идти, Хаммер! — свысока бросил он.
Доктор поклонился и вышел.
— Терпеливый человек ваш доктор, нервы у него, видно, крепкие! — засмеялся Боровецкий.
— А я их укрепляю деньгами. Я ему хорошо плачу.
— По телефону спрашивают, здесь ли пан Боровецкий. Что ответить? — доложил, стоя в дверях дежурный помощник Бухольца.
— Разрешите, пан президент?
Бухольц небрежно кивнул.
Кароль спустился вниз, в домашнюю контору Бухольца, где стоял телефон.
— Боровецкий слушает. Кто говорит? — спросил он, поднося трубку к уху.
— Это Люция. Я люблю тебя! — донеслись до него отрывистые, приглушенные расстоянием слова.
— Сумасшедшая! — иронически усмехаясь, прошептал он в сторону. — Добрый день!