— Он коммерсант, хочет открыть здесь агентство.
— Черт побери, из десяти уличных встречных шестеро это приезжие, желающие открыть агентство, а девять желают нажить миллионы.
— Но в Лодзи это часто случается.
— Хорошо, если бы эти приезжие были настоящей «краской», а то ведь самая никчемная «протрава».
Варшавянин, по фамилии Козловский, небрежно поднялся с кушетки, чтобы поздороваться, и затем тяжело опустился. Он пил чай, который наливал ему из самовара Муррей.
Завязался оживленный разговор: Муррей утром побывал в городе и теперь рассказывал о последствиях банкротств.
— Больше двадцати фирм полетят к черту сразу же, а скольким устроят кровопускание, это пока неясно. Во всяком случае, Волькман шатается. Гросман, зять Грюншпана, подсчитывает свои капиталы, а о Фришмане говорят, что он только ждал случая и теперь поспешил объявить себя банкротом — боялся, как бы не помешали, а ему необходимо что-то получить, чтобы выплатить зятю приданое. Ходит слух, что и Травинский нынче бегает по банкирам, что-то с ним худо. Да вы же его знаете, пан Боровецкий.
— Наш приятель по Риге.
— Вижу, у вас тут настоящие Содом и Гоморра! — воскликнул Козловский, размешивая сахар.
— А в Варшаве что слышно? Все «Микадо» в моде? — насмешливо спросил Кароль.
— О, это давным-давно отошло.
— Признаюсь честно, я не au courant[15] варшавских новинок.
— Да, вижу. Теперь у нас гремит «Продавец птиц», потрясающая штука! «Ну еще, ну еще, пой скорей песнь свою, соловей», — негромко, но с чувством пропел Козловский. — А еще доложу вам, что Чосновская просто божественна.
— Кто эта дама?
— Вы не знаете? Нет, в самом деле не знаете? Ха, ха, ха! — расхохотался во все горло варшавянин.
— Пан Роберт, покажите мне вашу новую мебель, попросил Кароль.
Они пошли на другую половину квартиры.
— Да тут у вас целый мебельный магазин! — с удивлением воскликнул Кароль.
— А ведь красиво, правда? — с горделивым самодовольством спросил англичанин; его светлые глаза сияли, большой рот еще больше растягивался в невольной улыбке, когда он показывал свои приобретения.
В маленькой уютной гостиной, устланной светло-сиреневым ковром, стояла мебель с желтой обивкой. Портьеры также были желтые.
— Чудесное сочетание! — восхитился Кароль, любуясь приятной гармонией красок.
— А ведь красиво, правда? — повторял с сияющим лицом хозяин, вытирая руки, прежде чем тронуть шелковые занавески.
Его горб подрагивал, отчего сюртук на спине задирался, и Муррей ежеминутно его одергивал.
— А это будет ее комната, ее будуар, — прошептал он с благоговением, вводя гостя в небольшую комнатку с изящной мебелью и множеством фарфоровых безделушек.