Мысленно я вернулась в прошлое, в уютный кабинет Джексона в «Пи энд Пи», с диванами, обтянутыми мягкой кожей, теплым светом, семейными фотографиями, книжными полками по всему периметру, старинными пишущими машинками. Бывало, вечерами я приносила туда какую-нибудь рукопись и немного бутербродов, устраивалась в кресле и читала несколько часов подряд, пока Джексон работал за своим столом. Мара частенько следовала моему примеру и присоединялась к нам. Кабинет Джексона больше напоминал семейную библиотеку. Да и мы тогда были одной семьей.
Но это было «давно»…
Теперь же я была окружена фирменными вивиановскими гладкими кушетками «черная кожа и хром», которые сулили такой же комфорт, как и жесткие скамейки в парке. Освещение было холодным, художественные фотографии на стенах — сплошь фаллические образы — по большей части небоскребы, торчащие на фоне нью-йоркского неба. Книжные полки заменены витринами с внутренней подсветкой. Стеклянный ящик, самый ближайший ко мне, хранил первое издание Вивиан «Принц», а в таком же ящике с другой стороны кушетки было выставлено ее первое издание «Везучей ночной бабочки». Вы могли бы многое понять о моей шефине уже по двум этим книгам, которыми она дорожила больше всего.
— Вы не понимаете, мать вашу, о чем говорите. Черт побери. Выдвинули вас на Национальную книжную премию, а вы вдруг посчитали… — Вивиан оборвала себя и погрузилась в нетипичное для себя молчание, ее длинные ногти энергично забарабанили по столу — этакое чеканное стаккато станкового пулемета.
Она напоминала гангстера тридцатых годов двадцатого века: эксцентричные костюмы в тонкую полоску с широкими лацканами, бьющий в глаза блеск желтоватого бриллианта на мизинце, легионы бесхребетных кадровиков в роли вышколенных головорезов, знающих, как им действовать, когда она попирала все принципы компании «Мэттер-Холинджер». Глядя на нее, я уже не раз прокручивала в голове перспективу проснуться, как в фильмах о гангстерах, рядом с головой лошади на своей подушке.
Если Вивиан на кого-нибудь злилась, она могла покончить с ним или с ней любым доступным ей способом: по ее прихоти разрывались контракты, попиралось доброе имя и репутация, расшатывалась психика. Но хуже всего было, когда Вивиан открывала ответный огонь из-за любой мелочи, и это означало, что ей ничего не стоило сровнять с землей беднягу, который ни сном ни духом не предполагал, что случайно задел взрыватель и спровоцировал острый приступ ее паранойи. Больное воображение Вивиан диктовало ей, будто все вокруг только и норовили причинить ей вред, украсть ее идеи, подорвать ее власть и положение.