— Рад это слышать, — сказал Лео. — Значит, античные вазы не пострадают от твоего буйства?
Бетани помрачнела, но отреагировала спокойно. Против воли Лео все больше ею восхищался.
— Станешь относиться ко мне как к ребенку, и я буду относиться к тебе точно так же, — многозначительно произнесла она. — А я очень сомневаюсь, что твое самомнение при этом не пострадает.
Итак, Бетани повзрослела? Неужели она избавилась от ребячества? Лео с восторгом ее оглядел. На самом деле он даже обрадовался. Разве он позволил ей сбежать в Канаду не потому, что устал от ее истерик? Она была так молода, когда они познакомились. Разве он не хотел, чтобы она поскорее образумилась?
Лео сам виноват в том, что предпочел на нее сердиться, как на ребенка, но не постарался ее перевоспитать.
— Ты по-прежнему моя жена, — спокойно произнес он после долгого молчания. — Поэтому ты не можешь жить в деревне. Это спровоцирует слишком много сплетен.
— Спасибо за то, что на этот раз поговорил со мной как со взрослым человеком. — Бетани вздернула подбородок. Ее ясные глаза сверкали неповиновением и категоричностью, и Лео насторожился. — Мне интересно, сможешь ли ты продолжать общаться так же?
— Будем считать вопрос риторическим, — мягко произнес Лео, однако взглянул на нее так пристально, что Бетани поняла: она не сможет притворяться хладнокровной, если продолжит на него смотреть.
Нервничая сильнее, чем ей бы хотелось, Бетани принялась мерить шагами гостиную, нарочито внимательно рассматривая огромную картину Тициана на противоположной стене, стоящие на комоде ало-синие вазы муранского стекла, на которые падал свет от венецианской люстры на высоком потолке.
Она старалась делать вид, что не замечает Лео, однако ощущала каждое его движение и слышала каждый вздох.
— Ужин в восемь часов, — надменно произнес он, нарушая гнетущую тишину. — По сохранившимся традициям к столу нужно явиться в вечернем наряде.
Бетани повернулась к нему, надеясь, что ее небрежная одежда раздражает его так же сильно, как три года назад, когда он приказал своему секретарю сообщить Бетани, что княгине не следует одеваться как простушке.
— Вы уже не студентка, а княгиня Ди Марко. Было бы лучше, если бы вы одевались подобающим образом, — сухо и неодобрительно сказал ей тогда секретарь по имени Нунчо.
Бетани напомнила себе, что всего лишь несколько минут назад утверждала, будто повзрослела.
Улыбнувшись как можно вежливее, она махнула рукой на чемодан у двери:
— Я привезла с собой очень мало одежды. Сомневаюсь, что у меня есть подходящее платье. Я могу поужинать у себя в комнате.