Собеседник выставил бренди и два стакана рядом с винтовкой.
– Я уже сказал: не стоит доверять всему, что обо мне толкуют.
– А еще я слышал, что вы сражались при Корунне. Лейтенант Арсено тоже участвовал в этой битве. Это там вы с ним познакомились?
– Никогда не встречал вашего Арсено, упокой, Господи, его душу. – Нокс разлил выпивку в два стакана и убрал бутылку. – Вот. Хлебните.
– Спасибо, нет.
– Вы чего? Думаете, отравить вас пытаюсь? – хохотнул владелец таверны и толкнул оба стакана по столешнице: – Пожалуйста. Берите любой, я возьму оставшийся. Это успокоит ваши подозрения?
Виконт неспешно приблизился и выбрал один из стаканов с янтарной жидкостью.
Блеснув желтыми глазами, Нокс поднял второй к губам и отпил большой глоток.
– Вот так. Ну что, подождем, не упаду ли я на пол, корчась в предсмертных судорогах? – Он потянул бренди снова, на этот раз смакуя. – Напиток что надо. Из поместья в окрестностях Ангулема.
– И как он попал в ваши погреба?
Собеседник ухмыльнулся:
– Предлагаете мне поверить, будто в ваших погребах не водится французского бренди?
– Арсено тоже был родом из винодельческой округи, Сен-Мало. Он как-то рассказывал мне, что у его отца есть виноградник. Вероятно, так вы с ним и встретились.
Нокс больше не улыбался.
– Говорю же вам, я никогда не встречался с этим человеком.
– Знаете, я все равно это выясню.
– Вот как выясните, тогда и приходите. Но на самом деле у вас на меня ничего нет – одни домыслы.
– Настолько уверены?
– Имей вы хоть что-нибудь, могущее сойти за доказательство, я бы уже беседовал не с вами, а с магистратами на Боу-стрит.
– Благодарю за бренди. – Себастьян поставил стакан на барную стойку и направился к выходу.
– Ружьишко свое забыли, – окликнул вслед Нокс.
– Оставьте себе. Оно вам может еще пригодиться.
Хозяин таверны рассмеялся, громко и звонко.
– Помните, я говорил, будто мой отец – кавалерийский офицер?
Взявшийся за дверную ручку виконт запнулся и оглянулся.
Нокс по-прежнему стоял за прилавком.
– Так я соврал. Моя мать не была уверена, кто из трех негодяев, с которыми она якшалась, заделал ей ребенка. Ее звали Нелли, она служила буфетчицей в «Короне и терновнике», в Ладлоу. По словам вырастившей меня женщины, Нелли утверждала, будто отцом ее крошки мог быть что английский лорд, что валлийский капитан, что конюх-цыган. Проживи матушка подольше, могла бы узнать в подросшем сыне его отца. Но она умерла, когда я был еще писклявым младенцем.
Себастьяна бросило в жар, ссадины на лице начали жечь. И вдобавок возникло престранное ощущение, будто он, словно незаинтересованный наблюдатель, со стороны смотрит на происходящее.