— Стойте, — опасливо сказал Адам. — Чем пахнет?
Воздух был окрашен теплым, вызывающим страх запахом — не неприятным, но, несомненно, сельскохозяйственным. Это не был запах сарая, оставшийся с былых времен; это был запах сарая, который использовался в настоящее время.
Нахмурившись, Ронан открыл скрипучую, массивную дверь. Потребовалось несколько мгновений, чтобы их глаза привыкли.
— О, — произнес Гэнси.
Здесь находилось остальное стадо. Через дверной проем в водянистом свете темнели десятки силуэтов рогатого скота. Ничего больше, кроме дергающегося звука открывающейся двери. Только слышно глубокое дыхание нескольких десятков животных, и над всем этим умиротворенный небольшой дождик по крыше.
— В спящем режиме, — сказал Гэнси, и одновременно с ним Блу произнесла:
— Под гипнозом.
Сердце Ронана билось неравномерно. В этом спящем стаде был заложена грубая сила. Произнеси правильное слово, и оно обратит вас в паническое бегство.
— Это тоже наша вина? — прошептала Блу. — Как и отключения электроэнергии?
Адам отвернулся.
— Нет, — ответил Ронан, уверенный, что стадо спит не по вине энергетической линии. — Причина в чем-то другом.
Гэнси попросил:
— Не говори, как Ноа, а то мне от этого не по себе. Давай найдем лопату и уберемся отсюда.
Задирая ноги, чтобы перешагнуть через опилки, они петляли между неподвижными животными к маленькой каморке с инструментами, ставшей серой от дождя. Ронан нашел инструмент. Адам поднял совковую лопату. Гэнси попробовал ручной бур на вес, как будто проверял баланс меча.
Спустя минуту Блу поинтересовалась:
— Ты, правда, тут вырос, Ронан?
— В этом амбаре?
— Ты знаешь точно, о чем я.
Он начал было отвечать, но внезапно вскипела шокирующая боль. Единственный способ убрать из слов сантименты состоял в затоплении слов кислотой. Это прозвучало бы, как будто он ненавидел это место. Будто он не может дождаться, чтобы убраться отсюда. Свирепо и с издевкой он сказал:
— Да. Это был мой замок.
— Ух ты, — ответила она, будто бы не услышала сарказм. А потом прошептала: — Гляди!
Ронан проследил за её взглядом. Где рифленая крыша кое-как встречалась с краем законченной стены, в гнезде сидела запыленная коричневая птица. Её грудь казалась черной, окровавленной, но при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что это всего лишь игра тусклого света. Оперение её было павлиньим, металлически изумрудным. Как и у коров, глаза птицы были приоткрыты, голова не шевелилась. Пульс Ронана снова участился.
На его плече Чейнсо низко присела, прижавшись к его шее, реагируя на его реакцию, а не другую птицу.