И там, в центре, находилась его красивая мать. У нее была аудитория из катетеров, капельниц, зондов для кормления — всего, в чем, как считала служба ухода на дому, она бы нуждалась. Но ей ничего не требовалось. Она была сидячей королевой старой легенды: золотые волосы отброшены с ее бледного лица, щеки пылали, губы красные, как дьявол, глаза спокойно прикрыты. Она выглядела совсем не так, как ее харизматичный муж и ее беспокойные сыновья.
Ронан подошел прямо к ней достаточно близко, чтобы заметить, что она совсем не изменилась с того момента, когда он ее в последний раз видел месяцы, месяцы назад. Хотя его дыхание колыхало волосы на ее висках, она не реагировала на присутствие сына.
Ее грудь поднималась и опускалась. Ее глаза оставались закрытыми.
Non mortem, somni fratrem. Не смерть, а брат ее, сон. Блу прошептала:
— Прямо как другие животные.
Правда — а он знал ее с самого начала, если бы он только подумал об этом — зарылась глубоко в нем. Блу была права.
Его дом был населен вещами и существами из грез Найла Линча, и его мать была просто одним из них.
Блу подумала, что было бы неплохо, если бы они взяли Ронана для консультации к ее семье. Нагреженные монстры это одно. Нагреженная мать — совсем другое. Следующим утром она на велосипеде прикатила на Фабрику Монмаут и предложила свою идею. Возникла тишина, а потом:
— Нет, — сказал Ронан.
— Извини? — переспросила она.
— Нет, — повторил он. — Я не пойду.
Гэнси, лежащий на полу рядом с длинной распечатанной аэрофотосъемкой энергетической линии, не поднял глаз.
— Ронан, не усложняй.
— Я не усложняю. Я просто говорю, что не пойду.
Блу продолжала:
— Это не поход к дантисту.
Ронан, прислонившись к двери в свою комнату, ответил:
— Точно.
Гэнси что-то пометил в распечатке.
— Это не имеет смысла.
Но смысл был. Блу думала, она точно знала, что происходило. Презрительно она спросила:
— Это связано с религией, не так ли?
Ронан усмехнулся:
— Ты не должна так говорить.
— Вообще-то, должна. Это та часть, в которой ты пошлешь меня и мою маму к черту?
— Я бы такую возможность не исключал, — сказал он. — Но у меня действительно нет внутренних ограничений.
В этот момент Гэнси повернулся на спину и сложил руки на груди. Он был одет в оранжево-желтую рубашку-поло, которая, по мнению Блу, была куда более адской, чем все, что они здесь обсуждали.
— О чем все это теперь?
Блу не могла поверить, что он все еще не знал, в чем был конфликт. Он был либо невероятно забывчив, либо удивительно осведомлен. Зная Гэнси, это было, без сомнений, первое.
— А тут Ронан начинает использовать слово «оккультный», — огрызнулась Блу. Она слышала различные версии этой беседы бесчисленное количество раз в ее жизни, это стало слишком банально, чтобы и дальше ее дразнить. Но она не ожидала такого от близкого окружения.