— Вот и отлично! — обрадовался Устин. — Езжай за нами, здесь не очень далеко! Верно говорю, леди Марион?
— Верно. Я так благодарна вам, Януш, — баронесса улыбнулась ему через окно, и лекарь понял, что пропал уже окончательно. — Спасибо вам за помощь.
Отвечать он не стал, не доверяя собственному голосу. Карета тронулась, и Януш сделал знак слуге следовать за ними.
Они выехали на тихие окраинные улицы Галагата, свернув с шумной площади, миновали небольшую часовню Единого, и остановились у одного из огороженных каменной оградой домов. Януш спешился, передавая узду слуге и доставая свою неизменную чёрную сумку, с которой не расставался даже в походе. Лекарские инструменты, которые хранила чёрная кожа, нельзя было достать ни в Валлии, ни даже в Авероне — всё это богатство досталось Янушу в подарок от духовного отца ещё в монастыре Единого, до поступления в гильдию. Инструменты оказались бесценными, стоили целое состояние, и Януш не доверял их никому, кроме себя.
Лекарь подошел к карете, подавая руку Синей баронессе.
— Во дворец я доберусь сама, ваше сиятельство, — мягко улыбнулась Марион, принимая теплую ладонь. — Вы очень помогли, право. Я вам так признательна, так благодарна за вашу доброту… Надеюсь, вы оградите нашего благородного лекаря от гнева генерала Ликонта?
— О, за это не переживайте! — добродушно отмахнулся Устин. — Герцог и хватиться Януша не успеет, я уверен! Но если потребуется моё слово… молодой человек, за мной не постоит! Любая услуга, любое одолжение, всё, что угодно — только скажи мне, сынок! Договорились?
Лекарь через силу кивнул. Леди Марион улыбнулась графу, толкая решетку, и оба скрылись за забором. Устин посмотрел им вслед, грустно покачал головой, подпирая щеку пухлой рукой.
— Эх, натворил ты делов, Тадеуш… так подставить сына… — узрев с интересом прислушивавшихся к нему слуг, оставленных Янушем сторожить повозку на улице, граф встрепенулся и постучал кучеру. — Пошёл, родимый, пошёл!
Карета тронулась, и на улице вновь стало тихо.
Леди Марион проводила взглядом отъехавшую карету и отворила дверь, пропуская Януша внутрь. Шагнув следом, баронесса тронула лекаря за руку, разворачивая к себе лицом.
— Прости, что так вышло, — быстро заговорила она, сжимая его пальцы, — граф прав, твой патрон может и не узнать, что ты был в моём доме. Но если узнает…
— Не думайте об этом, — попросил лекарь, поглаживая большим пальцем её ладонь, — это моя забота.
Сердце Марион болезненно сжалось. Он смотрел на неё с таким неприкрытым теплом, с такой нежностью, не пытаясь скрыть ни капли своего восхищения, что она как никогда остро ощутила свою вину. Марион не испытывала, должно быть, и сотой доли его любви к ней — и самое плохое заключалось в том, что чувства Януша были настоящими, искренними и глубокими. Такие, как он, не умеют шутить. Баронесса знала таких мужчин — редкой чистоты и порядочности, которые, полюбив однажды, уже никогда не полюбят вновь; не забудут той, первой и единственной; и не смогут пойти на компромисс с собственным сердцем. Осознание того, что она, быть может, испортила ему всю жизнь, оказалось невыносимым.