– Пять штук. Ни адресов, ни картинок, ни имен, – пробормотала она, склонив голову набок.
Читать чужую корреспонденцию нехорошо, но в данном случае можно. Все равно же взять и выбросить эти письма рука не поднимется. Что в них? И почему они такие странные? Их не посылали почтой.
Раскрыв первый конверт, Валька достала небольшой листок бумаги, пробежалась глазами по строчкам и на несколько секунд замерла. Дальнейшие действия она совершала автоматически и со стороны напоминала воришку, которого в любой момент могут застукать на месте преступления. Валька быстро сложила конверты стопкой, нервно обвязала бечевкой и спрятала сначала в задний карман брюк, а затем попыталась запихнуть под ремень. В конце концов, несколько успокоившись, она сунула находку под мышку и, выскочив из кладовки, устремилась в маленькую комнату, где оставила сумочку.
– Шашлык будет готов через полчаса, – донесся голос Сергея, – не станем же мы ждать, когда он промаринуется.
– Нет! – крикнула в ответ Валька.
Никогда, никогда ей не приходило в голову, что у отца могла быть любовница. Такое казалось нелепым и абсурдным. Да, мужчины иногда ходят на сторону, женщины, кстати, тоже, но это какие-то незнакомые, абстрактные мужчины и женщины. А тут папа! Он был домашним человеком, любил свои мягкие коричневые тапочки с клеенчатой отделкой, блаженно закрывал глаза, делая большой глоток кофе, засыпал с газетой на диване, поглощал в больших количествах малиновое или клубничное варенье – столовой ложкой прямо из банки… Разве у таких мужчин случаются романы? Конечно, нет! «А потом, у папы же была я – любимая дочка Валька, зачем ему еще кто-то?!»
Шашлык она съела со скоростью звука и в каком-то неимоверном количестве.
– Если бы я знал, что ты так голодна, я бы купил мяса в два раза больше, – пошутил Сергей, глядя на опустевшие тарелки.
– Спасибо, я наелась, – ответила Валька, дожевывая последний огурец.
– Чего такая задумчивая? Голова точно не болит?
– Не-а. А мы когда поедем обратно?
– Ты поистине непредсказуема, – улыбнулся Сергей, – то выпустите на свободу, то верните в тюрьму.
Валька попыталась понять, осуждает она отца или нет, и не смогла, что-то мешало: то ли сильная любовь к нему, то ли сложные отношения с матерью – скорее всего, и то и другое. На обратном пути она непрерывно рисовала образы любовницы: «Наверное, красивая, молодая…» – и то злилась, то жалела себя, то хотела побыстрее отправить письма в мусорную корзину, то раздражалась, что сунула нос только в один конверт.
Вернувшись, Валька заперлась в своей комнате, расправила плед на диване, немного прошлась по мягкому ковру, запрещая коленкам дрожать, и села читать. Незнакомый ровный почерк…