– Юрий Яковлевич… – заныла Валька.
– Сергей, а ты где был?
– Временно отсутствовал, ходил за продуктами, – ответил тот и добавил, нахмурившись: – Обещаю, больше такого не повторится.
– Он не виноват, – замотала головой Валька. – Подумаешь, упала, с кем не бывает. Не сердитесь так…
– В ближайшее время ты будешь сидеть дома. – Казаков отодвинул чашку с чаем и сцепил руки перед собой, считая приговор окончательным, не подлежащим обжалованию.
– А кино…
– Какое кино?
– Я с Сергеем должна сходить в кино, он меня пригласил.
Юрий Яковлевич приподнял брови, глубоко вдохнул, выдохнул, помолчал, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, потер щеку, а потом махнул рукой и сокрушенно произнес:
– Делайте что хотите, если мое мнение для вас ничего не значит.
Сергей, встретив расстроенный Валькин взгляд, вышел на передний план и долго доказывал Казакову, что ограничивать свободу юной леди нельзя, иначе та загрустит или разнесет дом на мелкие части. Он пообещал утроить свое внимание и часто в кино ее не приглашать.
– Хорошо, – сдался Юрий Яковлевич, достал из кармана пиджака платок и промокнул лицо. – Развлекайтесь, отдыхайте, возможно, я стал брюзгой. С возрастом, знаете ли, это бывает. Просто я волнуюсь.
Когда дверь за Сергеем закрылась, Валька села на стул рядом с Казаковым и положила конверты на край стола. Язык мгновенно прилип к небу, слова заблудились, к желто-коричневому йоду на лице добавилась розовая краска смущения. В эту секунду Валя бы с радостью оказалась за тридевять земель от кабинета, но волшебной палочки, исполняющей желания, под рукой не было. Поэтому пришлось мужественно начать разговор:
– Я знаю, что у моего отца… М-м… был роман. И, наверное, вы в курсе этого и… м-м… не хотите меня расстраивать.
Реакция Казакова сказала о многом – да, он знал. Щеки Юрия Яковлевича тоже порозовели, он поджал губы, немного втянул голову в плечи и, схватив карандаш, принялся вертеть его. На лбу появились две глубокие морщины, к которым тут же пристроились мелкие.
– Откуда тебе стало известно? – спросил Юрий Яковлевич и посмотрел на конверты. – Письма? Хм… Только не говори, что ты нашла их на даче, все же не нужно было тебя отпускать. А впрочем… – Казаков, отшвырнул карандаш, резко откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники. – А впрочем, рано или поздно ты бы все равно узнала. Представляю, какие чувства переполняют сейчас твою душу, но не спеши с выводами и, прошу, не нужно осуждать…
– А я не осуждаю, – соврала Валька и оправдала себя: «Чуть-чуть же не считается». За последний час она много чего передумала и решила особо себя не накручивать, а то так и с ума сойти можно. Это личная жизнь отца – «не стоит забивать гвозди в прошлое». Но кошки (малочисленное количество) все же скребли на душе, и очень хотелось спустить на них огромную лохматую собаку. – Расскажите что-нибудь об этой женщине… Ее зовут Ольга.