Для тюрьмы здесь было просторно и роскошно. Двор предавался глупостям, каждый час выдумывая причуды. Цари вели себя в соответствии со своими характерами: Эхнатон молился и предавался фантазиям, Сменхкара развлекался с царицей и наложницами, охотился, пировал в компании молодежи.
Казалось, они не замечают, что кроме этого города, пустыни вокруг и реки неподалеку у них больше ничего нет. Как обычно, прибывали гонцы, послы, письма от царей и вельмож. Внешне ничто не изменилось.
Но Египет отверг своего царя. Его терпели среди живых, поскольку царская власть священна, но его Бога принимать не желали и терпеть не собирались. Его брат, молодой и красивый, находился не в лучшем положении.
Но и Эхнатон, и Сменхкара все еще были царями. И для них имело значение только это.
Нофрет обнаружила, что, словно в подражание царям, тоже живет как бы в заточении. Приобретенной в Фивах привычки не покидать дворца она придерживалась и в Ахетатоне, хотя здесь была в безопасности, здесь ей был знаком каждый закоулок. Она цеплялась за круг своих повседневных обязанностей, прислуживая госпоже, болтая с Тамой в долгие дремотные полудни, пока их хозяйки спали или проводили досуг с мужьями, и этот круг становился все уже и теснее, пока в одно прекрасное утро она не выглянула из окна спальни своей госпожи. Двор показался ей невыносимо огромным.
Это напугало Нофрет. Как-то днем, хотя Тама настроилась долго и со вкусом посплетничать, она позаботилась о том, чтобы ее госпожу устроили в прохладной комнате и приставили к ней двух служанок — одну с опахалом, а другую для исполнения приказаний, а сама умчалась.
Теперь Нофрет занимала довольно высокое положение. Она стала доверенной прислужницей царицы и носила полотняное платье и парик. Парик она терпеть не могла, но платье пришлось ей по вкусу. Свои буйные волосы она обычно заплетала в косы с бусинами на концах или связывала шнурком, и они свободно свисали по спине. Сегодня она уложила косы повыше, чтобы было не так жарко. Амулеты, купленные в Фивах, висели на шнурке на груди, под платьем.
Нофрет решительно направилась к воротам дворца. Как обычно, днем они были открыты, по обеим сторонам стояли стражники с копьями, сияя латами из позолоченной бронзы. Оба были ей знакомы, но решились лишь ухмыльнуться, когда девушка проходила мимо. У одного из них до сих пор оставался шрам на носу, после того, как однажды — только однажды — он попробовал распустить руки.
Миновав их, она вышла в город — и застыла.
Мир был слишком огромен, стены — недостижимо далеки, небо — безгранично высоким, и она летела в него.