Наутро цари отплыли из Фив на золоченом корабле. Их утомленные и перепуганные люди пытались выглядеть браво и торжественно. Сами владыки были выше такой смертной вещи, как страх. Они сидели на двойном троне, стоявшем на палубе корабля, в величественной неподвижности; каждый был увенчан двумя коронами, каждый сжимал в руках посох и плеть. Их лица, скрытые под маской краски, были невозмутимы.
На втором корабле плыли их царицы, надежно охраняемые целой флотилией лодок с вооруженной стражей. Меритатон была сама не своя от страха, но Тама напялила на нее платье, парик и корону и сунула в руки скипетр, в который та судорожно вцепилась, как будто он был ее единственной защитой перед войском демонов.
Анхесенпаатон сидела рядом с ней так же спокойно, как цари, но в ней была видна жизнь разума. Нофрет заметила, как ее взгляд скользил по восточному берегу, по людям, которые стояли плечом к плечу и продолжали петь и насмехаться над своим царем, над его приверженностью к своему Богу.
Из их рядов не вылетела ни одна стрела, ни одно копье, брошенное, чтобы избавиться от царя. Они не собирались убивать его — просто отвергли и изгнали из своего города.
Эхнатон покидал Фивы не как изгнанник, а как человек, с радостью возвращающийся домой. Госпожа Кийа находилась в царском корабле: Нофрет видела алый навес, под которым она лежала, и слуг, которые сновали туда-сюда, ухаживая за своей госпожой. Крик младенца разносился над водой. У последней царской неудачи были сильные легкие, и она не стеснялась пользоваться ими.
Много времени спустя Нофрет вспомнит это бегство из Фив: блещущие золотом суда, перепуганных гребцов, людей, теснящихся на берегу, словно тростники на болоте, голоса, вздымающиеся и затихающие в гимне вечно живущему Осирису. Яркое солнце Египта, бросающее ослепительные блики на воду, в сознании царя превратится в мощную силу живого света, выступившую против Бога, которого никто не мог видеть.
Пение долго преследовало их, пока они плыли вниз по реке, с попутным ветром в парусах, по течению, быстро и молча. Тишину нарушали только ветер и детский крик.
…После величественных Фив Ахетатон показался удивительно маленьким. Все его красоты были совсем новыми, лишенными жизни и души, какую могут вдохнуть только столетия. Стены гор окружали его, закрывая от царства и богов.
Цари оставались царями, и Два Царства нуждались в них. Но они не выезжали из Ахетатона, заявляя, что таков их выбор — жить и славить Атона в его священном городе. Но этот выбор был вынужденным. В остальной части Египта их не желали видеть.