— Ох, как надо. Все тело ныло, ее тянуло в сон. И все же…
— Спи, — сказал Иоханан. — Я подожду, пока ты проснешься.
— Разве тебе не нужно строить гробницу? Украшать резьбой стену?
— Отец отпустил меня. Спи.
Его голос звучал как заклинание, как сонный заговор. Он поднял ее, уложил на циновку. Последнее, что запомнила Нофрет, было его лицо, склонившееся над ней, черные брови, встревоженно сошедшиеся вместе. «Нет, — пыталась сказать она, — нет, я не больна». Но слова не пришли, и сон затопил ее.
Нофрет заснула, видя лицо Иоханана, и проснувшись, снова увидела его, склонившимся над ней. Сны ее были темны, полны огней и плача. Она подняла руку, показавшуюся невозможно тяжелой, коснулась его щеки, погладив курчавую бородку.
— Я не заболела, нет?
— Ты была больна, — ответил он. — Всю ночь.
Нофрет глубоко и осторожно вздохнула. Кашель ее не беспокоил. Она ощупала свое лицо. Горячее, но не слишком.
— Спасибо, что ты не позвал врачей.
Иоханан скорчил рожу.
— Я бы с тобой так не поступил. Вот, — сказал он, приподняв ее за плечи и поднося чашку к губам, — выпей. Это просто вода.
Нофрет жадно пила, держа чашку уже сама. Девушка была слаба, но смогла сесть. Отдав ему пустую чашку, она решила попробовать встать. Сердце колотилось, но она собрала все силы и заставила себя подняться. Голова закружилась. Нофрет оперлась на Иоханана. Он был как стена, сильный и надежный. Юноша поддерживал ее, пока она не смогла стоять самостоятельно, не пытаясь отговорить, не укоряя за безрассудство.
Чем дольше Нофрет стояла, тем это было проще. Значит, болезнь не так уж серьезна — всего лишь небольшая лихорадка, которую сможет излечить долгий ночной сон.
Сердце ее чуть не остановилось.
— Моя госпожа! Я забыла…
Она пронеслась мимо Иоханана, уверенная, что он бежит следом, но не стала его останавливать.
Анхесенпаатон лежала в своей постели, неподвижная, но явно живая: грудь ее вздымалась и опускалась в ровном дыхании сна. Лицо было бледно, но слабая тень румянца появилась на щеках. Она казалась не более горячей, чем любая женщина, спящая среди жаркого египетского лета.
Глядя на нее, Нофрет глубоко и облегченно вздохнула. С царицей все в порядке. Она будет жить.
Следовало заняться делами, которые личная служанка царицы должна сделать, пока ее госпожа спит. С лишней парой рук, помогавших ей, Нофрет управилась быстро. Иоханан ничего не говорил, просто делал, что нужно. Младшие служанки смотрели на него с любопытством, хихикая в сторонке, но он не обращал на них внимания. Некоторые из старших смотрели недовольно. Посторонний мужчина в таком месте, пусть и столь юный, — верх неприличия.