Мужчины ели с не меньшим аппетитом, чем Нофрет, может быть, немного более сдержанно. Наконец Леа решила, что церемонии соблюдены в достаточной степени, и сказала:
— Раз вы закончили, надевайте сандалии. Мы идем во дворец.
Иоханан торопливо заглотнул последний кусок и чуть не подавился. Его отец и Нофрет вдвоем постучали его по спине. В конце концов, он, багровокрасный, отдышался и сел, возмущенно глядя на бабушку. Из глаз его текли слезы.
Леа, ничего не сказав ему, поднялась без посторонней помощи — не очень быстро, но достаточно ловко. Агарон помог ей надеть накидку и сандалии, и замешкался со своими. Иоханан прыгал на одной ноге, распутывая ремешок.
Нофрет ждала его у дверей.
— Бежать не обязательно. Ты же знаешь дорогу.
Иоханан свирепо взглянул на нее, но ему пришлось нагнуться, чтобы, наконец, застегнуть сандалию.
Нофрет усмехнулась, хотя в душе посочувствовала ему. Она тоже не знала, о чем Леа говорила с ее госпожой, но так же, как и Иоханан, понимала, что спрашивать не нужно. Когда придет время, они обо всем узнают. А до тех пор, пусть они хоть до слез упрашивают, Леа не скажет ни слова.
Египтянка, хеттка и трое апиру, идущие в город перед заходом солнца, привлекли некоторое внимание стражи, но гораздо меньшее, чем опасалась Нофрет. Она даже подумала, не сделала ли что-нибудь Леа — какое-нибудь маленькое колдовство, — чтобы их отвлечь.
Скорее всего, нет. Гораздо более странные люди проходили через эти ворота и гораздо более внушительные. Пятеро пешеходов, запыленных и усталых, едва ли достойны внимания, если никому не досаждают.
Вела их Леа, шагая стремительно, несмотря на свои годы. Она свернула не ко дворцу, а в сторону великого храма Атона. Казалось, она прекрасно знает дорогу, хотя, насколько было известно Нофрет, никогда не покидала селения строителей с самого начала работ над гробницами.
Остальные в молчании следовали за ней. Нофрет уже едва держалась на ногах. Когда Иоханан в первый раз поддержал ее, она на него рявкнула, но потом решила согласиться с тем, что он сильнее. В конце концов, он же гораздо больше. Пусть наполовину несет и ее, впридачу к себе самому, пока не устанет.
Но Иоханан почему-то не уставал. Он казался утомленным не больше, чем Агарон, который нее на руках царицу, когда та совсем обессилела. Она позволяла это, сохраняя достаточно гордости, как и всегда, когда разрешала другим быть ее слугами.
Странная процессия проследовала через храмовые дворы. Большие густоволосые мужчины в шерстяной одежде резко выделились среди чисто выбритых, одетых в полотно жрецов. Жрецы хотели было возмутиться, но царица приподнялась на руках Агарона и сказала звонким властным голосом: