Нофрет не знала, что подумать об изображениях людей на всех стенах и столбах ворот. Все они были похожи на царя, но вытянуты до полной нелепости — даже силуэт женщины, должно быть, царицы, поскольку на ней была корона, и обнаженных детей, по-видимому, царевен. Они были вообще не похожи на людей — глаза у всех узкие и удлиненные, подбородки длинные, груди свисали низко, и у царя, и у царицы, и у детей огромные животы и округлые бедра. От этих необычных изображений становилось не по себе.
Но, как и в настоящем царе, в них было некое очарование уродства — в них, идущих процессиями по залам дворца, приносящих дары богам, обнимающихся среди цветов и пальмовых деревьев или восседающих на золотых тронах среди танцующих фигур. На этих изображениях царь не вел войн, не уничтожал врагов, и связанные пленники не лежали у его ног. В стране Хатти его сочли бы недостаточно царственным.
Провожатая оставила Нофрет в комнате, где не было ничего, кроме стола, тростниковой циновки и сундука, в котором среди цветочных лепестков лежала штука сурового полотна. Свет проходил через портик, поскольку комната, словно альков, была открыта во внутренний дворик, полный цветов и деревьев.
Нофрет не представляла себе, для чего могла бы использоваться эта комната. На стенах были изображены сцены на реке, люди в лодках, рыбаки с сетями, охотники, стреляющие дичь в тростниках. Все они походили на царя с его удлиненным лицом мечтателя.
Девушка развлекалась, подсчитывая его изображения. На берегу реки стояла женщина в короне царицы, но лицо у нее было такое же. Нофрет только вчера видела настоящее лицо царицы и пожалела ее. Ужасно быть такой красивой и видеть, как тебя все время изображают с таким лицом.
Но, может быть, царице это безразлично. Она казалась такой безмятежно спокойной, будто ее вообще ничто не волновало. Может быть, одно то, что ты царица, позволяет перенести все, что угодно, даже удары по самолюбию.
Нофрет провела пальцем по линиям волос царицы — на самом деле это парик — на манер, который Сени называла нубийским: короткий, весь в завитках. Великолепно нарисовано.
— Хотела бы я знать, — сказала она вслух, — что думают художники, когда им велят изображать людей подобным образом.
Никто ей не ответил. Она была одна, только снаружи на ветках щебетали птицы. Весь город был на празднестве.
А тут стояла тишина. Это нравилось Нофрет, во всяком случае, так она себе сказала. Совсем не похоже на то, что она видела в стране Хатти и в Митанни. В саду ее прежней хозяйки было полно болтливых служанок и росло множество цветов, от запаха которых она чихала. Здесь же все было спокойно и удивительно строго, несмотря на роскошь.