Он нервничал. Не любил нервничать — не любил все, что разрушает комфорт. А вдруг она вообще не придет? Он, конечно, знает номер ее квартиры, но подняться и начать выяснять отношения, которые еще не сложились,— нет, это не по-джентльменски. Он стоял возле ее дома, чувствовал, как напряженно стучит пульс в запястьях, и запрещал себе подниматься наверх и звонить по телефону.
Вообще-то сегодня с утра все складывалось хорошо. А он давно заметил, если складывается с утра, можно чувствовать себя на коне. Но эта женщина!.. И ведь действительно хороша. Никогда не дашь сорока трех лет. Преувеличенная уверенность в себе — слабый камуфляж полного одиночества. Видно, и с родственниками у нее не так все просто. Был бы хоть кто-то близкий, не помчалась бы с ним в день своего рождения. Как это она пояснила: «Я стараюсь не отмечать даты, на которые приходят семейные пары — незамужних подруг у меня нет». Вот тебе и кредо. От него и танцуй. Надо думать, презент произведет на нее достойное впечатление. Небось, таких вещей она сроду не видывала...
Она не опоздала. Напрасно он нервничал. Это он сам явился раньше минут на двенадцать. Дурак, никогда в таких делах не спешил, а здесь не выдержал, все-таки не рядовой случай. Можно сказать, сегодня день, который решит жизнь, какова она будет дальше. Или он одержит над ней верх, или... альтернатива есть, конечно. Остальным он заплатит за молчание.
Вот, идет. Одета прекрасно. Этот костюмчик для загородных прогулок с юбкой-брюками в валютке стоит сорок восемь чеков. Интересно, откуда у нее чеки? С фарцовщиками наверняка не связывается. Перекупает, поди, один к двум, или вещички прямо из торгсети на старую работу приносили? Тоже вряд ли. Прическа прямо-таки из каталога... Косметика не навязчивая. Да... Надо же — дорогая особа, нет, настоящая дама, из реликтовых остатков... и никто не клюнул!
Он распахнул дверцу.
Она села в машину, и он отметил, как тренированны и изящны ее движения, на работе этого не замечаешь — уж не занималась ли она в молодости гимнастикой?
Он глянул в ее ухоженное лицо, потеплел глазами и сказал проникновенно:
— Как я рад...
Она улыбнулась и поздоровалась с ним так же, как делала это изо дня в день: вчера, позавчера...
— Едем?
— Минуту...— Он раскрыл свой кейс и вытащил маленький матерчатый сверток. Она опытным взглядом определила: батист старого отечественного производства. Любопытно...
Он не торопился:
— Я долго не мог остановиться на подарке. Таким женщинам, как вы, положено дарить духи, бриллианты и орхидеи. Увы, те орхидеи, что плавают в польских коробочках, так похожи на отрезанную, но живую голову профессора Доуэля, что я никогда бы не решился преподнести вам сию пятирублевую экзотику... Духи...— он чувственно шевельнул крыльями носа,— я не надеюсь достать «Мажи нуар», а иных для вас не представляю. Остаются бриллианты. Но фамильные драгоценности моей семьи, к сожалению, сданы в торгсин еще до моего рождения, а то, что уцелело... Во время войны бабушка самое ценное пожертвовала в фонд обороны, однако кое-что, если не ценное, то красивое, все же осталось. И я, как господин Желтков из старой доброй купринской сказки о любви, не смея прикоснуться к предмету страсти, дарю вам семейный браслет... Нет, не гранатовый. Бирюзовый.— Он развернул батистовый платок, ловко схватил браслет и надел - на ее руку.— Браслет стоит вас...
