Сиволодский вяло покивал головой:
— Все в один голос показывают, что Александра Эдуардовна больше не возвращалась в свою комнату до того, как была обнаружена пропажа. Я не могу не верить показаниям очевидцев. И до определенного момента не имею права обыскивать их. Однако, собака повела к двери. И, уж извините, она чуть поцарапала дверную обивку, требуя дверь открыть. Вещи унесли, товарищ, адмирал, скорее всего так...
«Я его понял, пусть и он поймет меня...— уныло думал Сиволодский.— Я-то понял его, насколько мой розыскные действия здесь нежелательны. Пусть и он меня поймет, что в этих условиях мне тут делать совершенно нечего. Середины нет».
— Если вещь в доме,— продолжал Сиволодский,— и просто забыта, Александра Эдуардовна сама ее найдет. А если нет... Вещь такая всплывет. Ни через одну таможню не проскочит. Комиссионным магазинам будет дано соответствующее...
Адмирал похлопал Сиволодского по плечу:
— Вы верно рассуждаете. Почти верно. Потому что из квартиры никто не уходил. Вот так-то!
«Дело семейное, пусть сами разбираются...» — заключил про себя лейтенант и поискал глазами фуражку.
— Да, я, видно, могу отбыть. Ну, если что, напишите подробное заявление, мой протокол его подкрепит. Начнем все сначала,— он тяжело вздохнул, кивнул кинологу и шагнул к двери.
Вы уходите? — вскричала Александра Эдуардовна.— Да как вы смеете! Я не отпущу вас до тех пор, пока браслет не будет найден!
— Хорошо,— помолчав, сказал Сиволодский,— отпустите собаку, животное отдыхать должно...
Зазвонил телефон. Соколова схватила трубку: «Да, разумеется, минуту»,— и снова обратилась к лейтенанту, ее тон был многозначителен:
— Я ведь предупреждала, Михаил Игоревич. Могу и до министра дойти. Вот, пожалуйста, звонят... Следователь по особо важным делам полковник Быков. Он просит вас.
Сиволодский поначалу удивился, но если принять названную хозяйкой стоимость похищенного браслета на веру, то... И одновременно обрадовался, что к делу подключился именно Быков, у которого он проходил практику. Плотно закрыв дверь в холл, лейтенант коротко рассказал ему о своих затруднениях.
— Так, так,— повторил Быков в ответ,— и не выпускают... Молодцом, правильно. Пришел — делай дело. Сыщик ты или кто? А может, в окно злоумышленник камушки выкинул? Не строил такой версии? Напрасно. А под окном сообщник золотишко принял. А? Рвалась собачка? Рвалась... Хорошо. Вот и надо было уходить с собачкой, пока рвалась. Ладно, жди. Больно ситуация экстравагантная...
Вот где, оказывается, нужно отдыхать. В Подмосковье. Денек-то какой! Полное отдохновение... Забыла, что и бывает такое. Вот как жизнь к коновязи поставила — расслабиться как следует не умеешь! Однако все время лезет в голову мысль: когда этот молодой человек начнет приставать к ней. Сейчас или вернувшись из воды? Хотя зачем плохо думать о человеке, которого она, по существу, не знает? Ведь поначалу он ей даже понравился: деловитый, подтянутый. С подчиненными предельно корректен, хотя они у него... гм... так себе народ. Однако он умеет — и свое достоинство не уронить, и быть справедливым с ними. От совсем уже негодных пытается избавиться. И, если говорить честно, те, кого он набрал вместо сброда, что уютно существовал при старом директоре, делают ему честь. Компетентны, умеют работать с людьми. Прекрасно выглядят. Он даже настоял, чтобы всем на заказ была сшита спецодежда с фирменными знаками, и, пожалуй, дело от того только выиграло, хоть ей и пришлось покрутиться, выискивая дополнительные средства. «Мы напрасно мало внимания уделяем внешней стороне. С нее все начинается. И он молодец, что уговорил меня обратить внимание и на людей, и на обстановку, и на оформление. Говорят, подступался с этим и к старому директору, да он работал настолько по старинке, что... Вовремя ушел на пенсию, иначе гореть ему на бюро райкома... Хотя наверняка нечистым ушел. Вот как бы только этот при своей модерновой деловитости и любви к воплощению всех передовых идей... Есть в нем нечто отталкивающее, однако».