Руки у Александры Эдуардовны были все-таки старческие, морщинистые и веснушчатые. Она крепко держала этими руками плечи полковника милиции Быкова и говорила, переходя на шепот:
— Вы не представляете, полковник, родная дочь требует, чтобы я обыскала eel Родная дочь! Да, они спровоцировали... Дали повод, подали пример... И теперь вы должны, вы обязаны найти негодяя... Я не стану ее обыскивать... Она там, в ванной, она ждет... Какой ужас, ужас какой! Да, потом я хочу вам сказать. Я взяла в долг... у своей подруги... под этот браслет. Двадцать четыре тысячи. Вы не понимаете, что это такое? Вы не поймете. Это вся моя жизнь...— в расширенных зрачках женщины был неподдельный ужас. Быков даже невольно попятился от нее.— Покупатель уже был. Это народная артистка республики. Такие вещи не продаются по комиссионкам. Что я скажу ей? Сорок тысяч! Умоляю вас! Умоляю...
...Человек, открывший Быкову дверь в квартиру, прошелестел сухими губами:
— Вы знаете, товарищ полковник, тут был скандал, но ваш молодой коллега не учел важного и определяющего обстоятельства. Скандал — не афишируемый. Обратите особое внимание на дочь и зятя хозяйки. Мы думаем, это кто-то из них... Наследство! Если она продаст драгоценности, что им останется? За эту мебель через десять лет и половину стоимости не дадут. Они не глупые люди, она математик...
— Ваша фамилия? — оборвал Быков аскета.
— Тронский... Иннокентий Дмитриевич, будем знакомы.
И только избавившись от Тронского, Быков тут же оказался в цепких руках хозяйки дома.
— Так где ваша дочь? — спросил он.
— Там... В ванной. Но умоляю...
Быков спокойно отвел руки женщины и пошел к Инне Аркадьевне Поповой, как представил ему дочь Соколовой лейтенант Сиволодский.
— Здесь, Вячеслав Иванович,— предупредительно прошептал лейтенант,— здесь надо очень осторожно. Это такие люди!
В возрасте Сиволодского Быков еще попадал под влияние магии слов «значительный», «солидный», «влиятельный». Однако за последние пять лет ему довелось допрашивать и проводить обыски разных «значительных» и «солидных» людей, и эпитеты эти вовсе не определяли их человеческого достоинства и порядочности.
«Пока Сиволодский отвечал лишь на вопрос «кому выгодно?»,— думал Быков, слушая полушепот лейтенанта,— И по его рассказу получается — либо всем, либо никому. Это уже, как шутит мой друг прокурор Павлов, «ограбление почтового поезда». Поэтому вместо классического вопроса «кому выгодно?» будем ставить вопрос иначе: «кто мог?» Кто мог вот из этих уважаемых, благополучных, значимых пойти на преступление, кражу и почему? Вообще-то лейтенант сделал тут асе, что мог, в том числе и ошибки. Употреблять власть не осмелился. Не выяснил конкретно, кто эти люди. Пенсионерка союзного значения? Кто об этом сказал? Крупные работники Внешторга? С чего он взял? Роскошь квартиры глаза затмила? Мало работает, не понял еще, что самые роскошные квартиры — у тех, против кого направлен закон о нетрудовых доходах. Золотой столовый набор: ножи, вилки, ложки, я, помнится, как-то конфисковал у приемщика стеклотары.— Быков толкнул дверь, до которой проводил его лейтенант.— Ну что ж, начнем... Попова Инна Аркадьевна..»