– Будем надеяться, что они прибудут сюда в достаточном числе! – заметил Бельмонт, который теперь также начинал волноваться.
– Конечно, но мы, во всяком случае, в руках Божьих! – с кротостью и покорностью успокаивала его жена. – Встань рядом со мной на колени, Джон, и станем молиться, дорогой мой! Пусть даже это будет в последний раз в этой жизни. Помолимся, Джон, чтобы – на земле или в небесах – мы с тобою не были разлучены!
– Не делайте этого! Не делайте! – закричал им Кочрейн встревоженным голосом, заметив, что мулла не спускал своего единственного глаза со своих предполагаемых неофитов. Но было уже поздно: супруги опустились на колени и, осенив себя крестом, молитвенно сложили руки и стали молиться.
Бессильное бешенство исказило жирное, заплывшее лицо муллы при этом явном доказательстве бесплодности его стараний. Он обратился к эмиру и сказал ему что-то.
– Встаньте! Встаньте! – молящим голосом кричал Мансур. – Если вам дорога жизнь, встаньте! Он просит приказать немедленно казнить вас!
– Пусть он делает, что хочет! – сказал спокойно ирландец. – Мы встанем, когда окончим свою молитву, но не раньше!
Эмир внимательно слушал муллу, не спуская злых и жестоких глаз с двух коленопреклоненных фигур, затем отдал какие-то приказания. Спустя минуту были подведены четыре оседланных верблюда. Остальные вьючные животные, на которых ехали пленные, так и остались не оседланными, словно о них забыли.
– Полно же безумствовать, Бельмонт, – крикнул Кочрейн, – все зависит теперь от того, чтобы не прогневать муллу, а вы как будто нарочно раздражаете его! Встаньте, миссис Бельмонт, вы всегда были женщиной благоразумной! Точно нельзя молиться в душе, не стоя на коленях на глазах у всех?!
– Mon Dieu! Mon Dieu! – восклицал француз, пожимая плечами. – Виданы ли когда такие непрактичные люди? Voila! Encore! – добавил он, увидав, что и обе американки, старая и молодая, также опустились на колени и, закрыв лица руками, погрузились в молитву.
– Право, точно верблюды, – один ляжет, и все лягут!.. Было ли когда-либо что-нибудь глупее этого!
Но теперь и мистер Стефенс незаметно опустился на колени подле Сади.
На ногах оставались только полковник Кочрейн и Фардэ. Полковник взглянул на француза вопросительно и, пожав плечами, произнес:
– А в сущности, не глупо ли, в самом деле, молившись всю жизнь, не молиться именно теперь, когда нам не на кого более надеяться, как только на Господа и на благость Провидения?! – с этими словами и он склонил колено по-военному и опустил голову на грудь.
Monsieur Фардэ с недоумением окинул взглядом всех своих коленопреклоненных друзей, затем глаза его перебежали на арабов и гневные лица эмира и муллы, и как будто что-то возмутилось в нем.