– Ты слышишь ли меня, девица?
– А? – тряхнув головой, пастушка оторвалась от своих мыслей, даже сына мельника перед собой не представила – монах помешал, отвлек.
– Ты что же, спрашиваю, одна здесь? – Странник поправил на голове капюшон.
И как же не жарко-то? Наверное, Божье слово от жары спасает.
– Одна, – повела плечом Анна-Мария. – А что? Деревня-то наша близко, да и город недалеко.
– Вот-вот, недалеко… В Матаро-то всякого народу хватает. – Монах покачал головой, как показалось девушке, с укоризной, но и это пришлось собеседнице по душе – хоть кто-то проявил участие, побеспокоился, пусть хоть так, можно сказать, шутя.
– Ничего, – улыбнулась пастушка. – Места у нас тут спокойные, да все люди – свои.
– Хорошо, что свои. – Странник словно бы к чему-то прислушался, помолчал немного, а потом предложил:– Семечек хочешь? Хорошие семечки, сушеные, тыквенные.
Сняв с плеч котомку, пилигрим развязал мешок и опустил туда правую руку, как показалось девчонке, с каким-то странным лязганьем. Впрочем, мало ли что молодым девам иногда кажется? А этот монах – человек, по всему видно, хороший, добрый, – вишь, как с ней разговаривает, красавицей назвал, о жизни участливо справился, семечками вот угощает от всего сердца… Такому можно все рассказать, как на исповеди.
– Ну… угостите, святой брат.
Вообще-то, тыквенные семечки Анна-Мария не очень любила, и даже более – терпеть их не могла, особенно после того, как года три назад такое вот семечко попало на больной зуб, да так, что едва вытащила, потом пришлось к знахарке идти, зуб-то разболелся, зараза, заговаривать надо было.
Не любила девчонка семечки, а вот ведь подставила ладонь… и тут увидела вдруг глаза монаха – страшные, словно и не монах это был, а самый настоящий демон!
– Ай…
Вздрогнула Анна-Мария, только вот ни закричать, ни убежать уже не успела – левой рукой демон-монах крепко ухватил девушку за ладонь, выхватил из мешка правую… О Пресвятая Дева! Не рука то была, а сверкающая разящая сталь – перчатка с металлическими когтями, словно клыки злобного оборотня впившимися несчастной пастушке в горло.
Алая кровь густо оросила траву, и цветущие маки скрыли растерзанное тело Анны-Марии. У чернотала жалобно заблеяли козы.
* * *
Себастьян, или лучше уж просто Себ – на вид ему уж никак нельзя было дать больше шестнадцати, – оттолкнул веслом лодку, направляясь прямиком к небольшому омуту, где уж точно должна была затаиться крупная рыба – щука или, ежели очень повезет, сом, а то и угорь. Сдерживая азарт, Себ бросил весло и проворно насадил на крючок печенную на угольях лягушачью лапку – неужто на такое-то лакомство да никто не польстится?