— …когда кто-то любопытный лезет куда не надо, — добавил Сашка. — Я знаю. Понимаешь, я удержаться не мог. Если бы обыкновенный альбом, а то такие рисунки замечательные…
Он сказал «замечательные» так просто, что Валька сначала даже не почувствовал похвалы. И только через секунду понял, что услышал оценку. Причём отличную оценку. До сих пор почти никто не говорил Вальке, хорошо или плохо он рисует. Разве что Андрюшка и его друзья. Но им всё казалось хорошо. Иногда, правда, родители видели его наброски парусников или рыцарских замков. Но, похвалив, они обычно спрашивали, выучил ли Валька уроки. Потому что карандашами сын забавляется ещё с дошкольного возраста, к этому привыкли, а к тому, что он временами двойки хватает, привыкнуть трудно…
А Сашка взял и сказал «замечательно». И сразу видно, что искренне сказал.
Валька молчал. Ему и приятно было и неловко.
— Я не люблю показывать, что рисую, — наконец проговорил он. — Начинают сразу спрашивать: это как, это зачем, а это что? Ну, в общем, плохо это как-то. Не знаю…
— Я понимаю, — откликнулся Бестужев. — Ну ладно, ты не беспокойся, Бегунов. Я будто ничего и не видел. И не скажу никому никогда.
Это «никому никогда» он произнёс так просто и твердо, что Валька понял: отрезано.
Валька покусал губу, покраснел и спросил:
— А тебе… вот тогда, в альбоме, что больше понравилось?
— Да всё, — сказал Сашка.
На следующий день они пошли домой вместе, хотя не договаривались заранее.
— Раньше я переулками ходил, — сказал Бестужев, — но эта дорога, пожалуй, ближе.
Они жили в квартале друг от друга.
Кроме этих возвращений из школы, они редко бывали вместе. Даже на переменах разговаривали не часто. Но когда Валька остался на дополнительные занятия по немецкому, Бестужев целый час сидел в коридоре на подоконнике, ждал. А до дому идти было пятнадцать минут.
У Сашки было очень симпатичное лицо. Очки его не портили. Они словно отдельно от лица существовали. Когда Сашка начинал говорить о чём-нибудь серьёзном, он очки снимал и, прищурившись, смотрел мимо собеседника. Словно разглядывал дальнюю мишень. Именно так он однажды взглянул на Вальку и сказал:
— Зайдём ко мне…
Они зашли, и Бестужев выложил перед Валькой какие-то блестящие стёкла и картонные трубки.
— Вот. Завтра собирать начну, — сказал он, немного волнуясь.
— Что это?
— Да так… Вроде телескопа. Но ты никому об этом. Вдруг не получится.
Валька молча кивнул. Понял, что Сашка доверяет свою тайну в благодарность за альбом, который Валька уже показал ему.
Впрочем, он не очень верил, что Бестужев построит телескоп. Но Сашка построил.