— Вы об этом должны знать лучше, поскольку не нам, а вам, вернее, самому Токиде понадобился человек со знанием русского языка.
— Кому на стол должно лечь досье о деятельности фирмы «Токида»?
— Я полагаю, в конечном итоге оно дойдет до министерства внутренних дел.
— Оно туда не дойдет… Что лежало в конверте, который ты сжег?
— Доклад моему начальству.
— Лично Юкинаге?
Кидзуми промолчал.
— О чем там шла речь?
— О том же, что и в досье. Только короче.
— Ты пользуешься тем, что мы теперь не сможем его прочесть… Ладно, придется поверить тебе на слово… Теперь так. Слушай меня очень внимательно и отвечай точно. Какой интерес у вашей тайной службы к русскому по имени Маскаев? (Тут пришла очередь вздрагивать мне, потому что бандит произнес мою фамилию на наш, российский манер — ошибиться было невозможно.)
— Этот человек неинтересен службе.
— Спрошу по-другому. Почему ты интересовался текстом, заключенным внутри оказавшегося у него омамори?
— Меня интересуют любые факты и предметы, имеющие отношение к истории Японии.
— Крепкий ты орешек… А теперь самое главное: где искать «Тайё-но Сидзуку»?
Не хочу врать, но то, что бандитам оказалось известным это название, оказалось сильным ударом для Кидзуми.
— Ты удивлен? Мы уже многое знаем. Мы давно это знаем. Наш клан несколько столетий следил за родом Дзётиинов и ждал, когда настанет время. Видимо, оно настало. Что такое «Тодзимэ»? Это название корабля? Местности? Или это чье-то имя?.. Отвечай! Вы тоже следили за Дзётиинами. И вы почему-то засуетились именно в начале тридцатых годов. Только тогда вы опоздали. И я не хочу, чтобы вы опередили нас сегодня.
— Я не знаю, что такое «Тодзимэ», — ответил Кидзуми. — А «Тайё-но Сидзуку» вам все равно не найти. Она может принадлежать либо сёгуну, либо никому.
— Да что ты говоришь!? И «Тайё-но-Сидзуку», и все, что находится вместе с ней, принадлежало клану «Акатацу» еще во времена эры Кэйтё!
— Бред, — уверенно сказал Кидзуми.
В номере повисло молчание.
— Сейчас мы уйдем, — заявил главарь. — Досье на «Токиду» забираем, уж не обессудь. Придется заключить, что ты не выполнил задание. Я повторяю, что твоих детей не тронут… Если ты поднимешь шум не раньше, чем через час.
— Не понял! Вы разве меня не убьете?
— А зачем? Иди и топись сам. Ванна наполнена. И ты отлично знаешь, что если рискнешь вернуться в Токио, тебя просто не поймут. Среди хатамото, наверное, до сих пор нет более страшного греха, чем «потеря лица». Ведь настоящие самураи всегда ставили честь — собственную и даймё — выше жизни своих детей… Прощай, ронин.