— Отдаю, — спокойно сказал я. — Помнишь философский вопрос: можно ли приготовить яичницу, не разбив яйца?
— А если ты приготовил яичницу из золотого яйца, Маскаев?
— Не думаю… Тем более, что скорлупу я выбрасывать не собираюсь.
Танька вытащила из моей пачки сигарету и закурила. Я, сколько себя помню, всегда боролся с этой вредной привычкой (не своей, а ее), но сейчас не стал реагировать. Тем более, что Таня не стала больше комментировать мои действия, а просто уселась на табурет чуть поодаль, придвинув к себе пепельницу.
Я продолжил свой кропотливый труд. Свиток почти полностью развернулся. Лист бумаги оказался небольшим, как раз почти по размеру футляра от компакт-диска: где-то сантиметров девять на тринадцать, может, чуть больше. Часть свитка, рассыпавшуюся на кусочки, я подхватывал пинцетом и подкладывал к уцелевшему центру, словно собирал мозаику-головоломку. И скоро передо мной лежало что-то более-менее похожее на текст… Разумеется, для меня совершенно непонятный: на листке желто-серой бумаги в шесть столбцов выстроились японские иероглифы. Которые, если тоже были изображены лет триста тому назад, писал (или рисовал?!) мужчина, как тогда было принято, судя по словам Лены. Возможно даже, тот самый безвестный самурай по имени Тамоцу Дзётиин.
— Тань, где у нас пленка? — спросил я, не отрывая взгляда от таинственного письма… Я словно бы слышал звон кривых мечей и азартные выкрики свирепых узкоглазых воинов, упоенных битвой.
— Пленка?
— Полиэтиленовая, самоклеящаяся.
— Сейчас принесу.
Таня принесла рулон прозрачной пленки, и я ножницами отхватил солидный кусок.
— Куда тебе столько, жадина?!
— Молчи, женщина, — отозвался я. Потом накрыл другим футляром клочки свитка, чтобы они лежали между двух плоскостей из оргстекла и резко перевернул «сэндвич». Получилось неплохо — теперь документ лежал тыльной стороной вверх.
Я поправил пинцетом несколько съехавших клочков и, разделив пленку-самоклейку надвое, наложил липкий прозрачный лист на бумагу. Возможно, у какого-нибудь музейного деятеля и случился бы инфаркт от моей технологии сохранения древних документов, но ничего другого я придумать не мог.
Зато теперь с текстом можно было работать безбоязненно. Я перевернул его, приложил сверху пленку без клеевого слоя и обрезал полиэтилен параллельно краям документа, оставив где-то по сантиметру запаса пленки от края старой бумаги. Иероглифы можно было прочесть без всяких затруднений.
— Теперь осталось только перевести, — сказал я.
— А спать ты сегодня не собираешься? — спросила Таня. — Третий час, с ума сойти можно.