– Есть готовишь? – равнодушно сказал он, словно это его совсем не касалось.
Я вдруг поймала себя на том, что поставила на разогрев сковороду с жареной картошкой.
– Да. Вы, наверно, голодны?
– Нет, – сухо ответил он и вышел.
Вот так странность! Чего же тогда спрашивал, скажите на милость? Нет, определенно меня эта деревенька доконает. Попадались мне уже необычные села с еще менее обычными людьми, но такого набора чудес, как здесь, я, пожалуй, еще не встречала и уже нигде не встречу.
– Чудеса, – повторила я вслед за своими мыслями и выключила картошку: даже тень аппетита в свете данных событий не могла и думать, чтобы посетить меня.
Поднявшись к себе, я легла на кровать поверх покрывала и принялась размышлять. Когда долго общаешься с человеком, волей-неволей перенимаешь у него некоторые привычки. Вот и сейчас мнительная настороженность, более присущая моей закадычной подружке Юльке, завладела моим рассудком всецело и отдала приказ не спускаться в ванную комнату. Конечно, как любой уважающий себя человек, я обязательно принимаю душ перед сном. Вот, казалось бы, кто нюхать меня ночью будет? Ладно раньше Женька нюхал, а теперь… Эх. Но упрямый организм, привыкший к роскоши, уюту и чистоте, гнал меня под душ. А разум твердил обратное: как можно самовольно становиться уязвимой (а нагие, да еще и с ограниченными в силу льющейся прямо на голову воды слухом и зрением, мы всегда уязвимы, с этим согласятся все), когда в доме посторонний, и не просто посторонний, а очень подозрительный посторонний, а задвижка на двери держится на добром слове?!
Произошел раскол личности. Физическое тело мечтало помыться, а ментальное твердило, что этого делать не стоит. Астральное в голосовании участия не принимало. Наконец, разум выдал идейку о том, что, если гость окажется примитивным маньяком (конечно, определение «примитивный» к этому человеку не подходит, тогда скажем так: «если гость окажется необычным маньяком, но с вполне обыденными маньячными потребностями – избить, изнасиловать или убить, или и то и другое и третье»), то пострадает-то в первую очередь именно физическая оболочка, способность мыслить отпадет лишь со смертью. Тут уж и душа подключилась, заявив, что быть изнасилованной таким чудищем не от мира сего – это самая настоящая душевная травма (нет, а быть изнасилованной не чудищем – это что, не травма что ли? – примечание разума) на всю оставшуюся жизнь, и тело под этим тяжелым гнетом вынуждено было отступить. В итоге я переоделась в ночную рубашку (спать голышом опять-таки отговорил авторитетный интеллект, тело в этот раз и пискнуть не посмело) и улеглась в постель.