Несмотря на то, что мы отдалялись, сирены звучали все громче и смолкли лишь тогда, когда я заперла входную дверь.
– Они ведь найдут, кто это сделал? – с надеждой вопрошала я, переобуваясь.
– Сомневаюсь. – Совершенно без перехода он добавил такую вещь, что я прям едва не померла на месте. – Что ж, раз дальняя комната освободилась, я займу ее, если не возражаешь.
Не дожидаясь ответа, он прямой наводкой направился к залу.
– Возражаю! – заорала я вдогонку.
– Угу, – донеслось из глубины дома.
– Возражаю! – крикнула я еще громче и затопала ногами.
– Угу, – прозвучало прямо перед тем, как хлопнули дверью дальней комнаты – спальни отца, и все сразу стихло.
– Как ты смеешь… Как ты смеешь… – с болью в душе застонала я в прихожей и в бессильном отчаянии села прямо на пол.
Первое дело, которое я совершила, проснувшись, это, толком не одевшись, не умывшись и не почистив зубы, а тем более не позавтракав, влетела в зал, на сей раз уже порадовавшись тому, что гость устроился в отцовской комнате и я могла его не видеть, и включила программу новостей, которые отродясь не смотрела.
Перейдя от новостей политики к криминальным, диктор сухо назвал фамилии тех, кто был найден мертвым в Москве и области за минувшую ночь, и ожидаемого имени я, странное дело, не услышала. Что же это, они не нашли его, что ли? Фотоснимки с мест происшествий показали лишь те, на которых были запечатлены неопознанные тела, чтобы люди могли узнать кого-то своего и позвонить по предложенным телефонам. Но мне даже всматриваться не пришлось: по удивительному стечению обстоятельств погибшими оказались только женщины, и пожилые, и молоденькие. Я знаю, что Михаил Любимов носил с собой паспорт, ведь он мне его показывал. Если какие-нибудь пьяные бомжи или наркоманы ради прикола не утащили у покойника документы вместе с телефоном, значит, его личность должны были установить. И потом, мне казалось, что полиция едет именно в то место у реки, откуда мы поспешно ретировались, то есть у отбросов общества просто не было времени на кощунство. Неужели патруль спешил по другим делам?
Что ж, выяснить это можно было одним лишь способом. Добавлю – крайне неприятным.
Переодевшись, я заперла дом (перед этим, стыдно признаться, немного поподслушивала, стоя под дверью мистера Зомби, и, кажется, различала мерное, глубокое дыхание, но мне могло и показаться на почве развивающегося маниакально-депрессивного психоза) и отправилась той же тропой, с которой ознакомилась ночью. Ясен пес, сейчас, в одиннадцать, идти было не так страшно, дорога освещалась радостным теплым летним солнцем, однако, несмотря на это, я внутренне дрожала, предвкушая очередную встречу с трупом отца. Ночью все же был один плюс – я не видела его лица, только очертания тела. С наступлением дня этот плюс самоликвидировался.