Прибыв на свое рабочее место в ужасном расположении духа, она обнаружила за своим столом несносную Дон Хэнкон, перед которой стоял пластиковый стаканчик с капуччино и блюдце с тостом.
— Но сейчас моя неделя, — возмутилась Элли, на миг потеряв самообладание, чего с ней почти никогда не бывало; ее нижняя губа предательски задрожала. — И вообще, это мой стол. Я первая его заняла.
У безнадежной Дон было круглое лицо; кто-то сказал бы — симпатичное, но с точки зрения Элли абсолютно непривлекательное (оно просило кремового торта, считала она). Также Дон обладала жеманными манерами, обманчиво невинным цветом лица и той ничем не обоснованной уверенностью, которая может поднять ее на самый верх.
— Но, Элли, — ответила Дон безупречно вежливо, но с многострадальным видом и вздохом из глубины груди, поигрывая ключами и не отрывая глаз от монитора, — я работаю над большой статьей для завтрашнего номера. В ней я постараюсь доказать, что «Роллинг Стоунз» пора исчезнуть со сцены. За этих дедушек рока становиться уже просто стыдно. Музыка каменного века никого не интересует. Может, ты проглядишь статью, когда я закончу? Мне было бы очень важно узнать твое мнение. Ведь ты принадлежишь к их эре. Да, я понимаю, что тебе нужно передать редакторам свой материал, но у нас кто первый пришел, тот и сел, помнишь? И Пэтти специально просила меня серьезнее отнестись к этой статье.
— Это невыносимо! — так отреагировала Элли и ворвалась в кабинет Хендерсон, требуя срочного вмешательства старшего редактора.
— Элли, будь добра, сначала постучись, — сделала ей выговор Пэтти, — а потом дождись разрешения войти. И не злоупотребляй моей дружбой в рабочей обстановке. И вообще, в чем проблема? Почему ты не напечатала свой материал дома? Раньше ты всегда так делала.
Верно, согласилась Элли, но то было в старые, добрые, давно минувшие, счастливые времена, в те безмятежные дни, когда у нее был дом. Сейчас в квартире уже можно было жить, но вот ее кабинет еще только предстояло отремонтировать и оборудовать.
В конце концов ей пришлось выслушать от Пэтти лекцию о необходимости задать новый тон для «Глоуба» и о том, что нужно придерживаться более современных, молодежных взглядов (и это говорила женщина, которая больше никогда не увидит свои сорок девять лет и одиннадцать месяцев). Элли подозревала, что Пэтти разузнала каким-то образом о ее с Дэвидом «контакте» в тот последний вечер в Италии, и теперь раненая гордость не давала Хендерсон покоя. А как еще можно было объяснить перемену в их отношениях?
Возмущенная до глубины души, не сумев отогнать от компьютера младшего редактора, утверждавшего, что он работал над обзорной статьей, Элли скользнула на место корреспондента из отдела религии, который отошел, очевидно, чтобы прочитать кому-нибудь проповедь, напечатала и отправила редактору свою колонку с максимально возможной скоростью и вылетела из офиса.