– Дариан, опомнись! – возмутилась она, но протест прозвучал неубедительно. Она томилась по любви, старательно разжигала в себе гнев, и остальное просто ускользнуло от нее.
– Это – правда, ты сама знаешь, – произнес он и, крепко держась за стул, поднялся на ноги. Ощупал себя и убедился, что важные части тела пока находятся на своем месте.
Амалиция сердито направилась к окну. Она действительно расстроилась. Еще бы – ее праведный гнев разрядился в значительной степени вхолостую! Скрестив руки на груди, она уставилась на идеально ровные лужайки. Собралась с силами для новой атаки. И резко повернулась.
– Значит, по-твоему, все кончено? – отрывисто бросила она. – И поэтому ты исчез без единого слова?
– Нет, – ответил Фрей. – Я хотел вернуться к тебе. Но не жалким пиратом-неудачником. А человеком, который был бы достоин такой блестящей дамы, как ты. Стать богатым и уважаемым. Но я не оправдал твоих надежд, Амалиция. У меня ничего не получилось.
Защита имени Арриса Пинна. Непробиваемая, внешне скромная и практически неопровержимая. Ничего не может так сильно обескуражить девушек, как благородное признание в дурацком, безнадежном поступке. Их начинают мучить совесть и жалость, когда ты сам вскакиваешь в ловушку.
В его глазах стояли слезы – конечно, не столько от печали, сколько от боли в отбитых яйцах, но для Амалиции это было неважно. Ее гнев угас, как огонек задутой свечи.
– Ты считал, что недостоин меня? – спросила она, и Фрей понял, что прощен. Подобный тон – «я-даже-поверить-не-могла-что-ты-такой-милашка-и-лапочка» – согласно богатому опыту Дариана обычно звучал, когда он подносил девушке тщательно подобранный подарок или в редких случаях проявлял нежности.
– Я старался быть честным, пытался сделать состояние благородными способами, – сообщил он. – Например, купить земли. Но…
– Дариан, кровь и сопли!.. Неужели ты думал, что я не захочу тебя?
Он потрогал скулу. Та сильно ныла, он ощутил, как прямо под пальцами наливается желвак.
– А разве захочешь? – спросил он с понурым видом.
– Конечно, Дариан! А почему бы еще я стала писать тебе письма?
– После всего, что я сделал?
– Да! – Она расхохоталась и, взяв его избитое лицо ладонями, посмотрела ему в глаза. – И никогда не переставала хотеть.
– О, Амалиция! – простонал он. – Я был немыслимым глупцом!
Она не заметила мелодраматический накал Фрея.
– Дариан! – громко выдохнула она и поцеловала его с такой страстью, что он испугался, как бы не проглотить ненароком качающиеся зубы.
– Пойдем! – приказала она, как только они оторвались друг от друга и потянула его к двери. – В спальню.