Ирена подсела к отцу и тихо спросила:
— А вы, тато, сегодня тоже слушали радио? Плохие вести, да?
— С чего ты взяла? — нехотя ответил отец. — Не спрашивай, чего не следует.
— Не сердитесь, тато! Лучше расскажите нам: бьют еще наши немцев или нет? — не унималась Ирена.
— Вот пристала, словно репей к хвосту. Только смотрите, никому об этом ни гу-гу! — сдался отец.
— Никому, дядя Бронек! — поспешила заверить Леля.
— В конце августа в Гданьский порт пришел якобы с «визитом вежливости» немецкий броненосец «Шлезвиг Гольштейн», — начал Ольшинский. — И обрушил внезапно, порази его, ясная молния, всю мощь своих двадцати девяти орудий на оборонительные сооружения Вестерплатте. Это коварное нападение с моря было поддержано огнем немецкой артиллерии с суши и жуткой бомбардировкой с воздуха. Более трех тысяч вооруженных гитлеровцев надеялись за один день смять и уничтожить наш форпост — небольшой гарнизон пограничников. Их было всего сто восемьдесят два человека. Но, несмотря на это, Вестерплатте защищалось семь дней и ночей. Дрались до последнего патрона. Командовал пограничниками майор Сухарский. Запомните эту фамилию, девочки.
Ольшинский помолчал немного, ласково провел рукой по светлым волосам дочери, сказал:
— Ничего, мы еще посмотрим, кто кого одолеет! Нашими руками немцы строят сейчас дороги, но строят они для нас, для наших детей. — Заметив вопросительный взгляд Лели, пояснил: — Мы скоро прогоним немцев, и все будет нашим. А после войны мы, рабочие, возьмем власть в свои руки, как это сделали наши восточные соседи — русские.
— Москали? Что вы, тато! — испугалась Ирена. — Это же наши враги, дикие азиаты и безбожники.
— Чушь, дочка! — засмеялся отец. — Вам в школе морочили головы, а ты, глупенькая, верила. Именно у русских нам надо поучиться…
Отец не закончил фразу — на пороге комнаты стояла мать. Она была бледная, глаза у нее горели. Отец посмотрел на нее с тревогой и попросил:
— Сходила бы к доктору, Настка!
— Зачем?
— Так ведь ты больна…
— Это все из-за тебя. Ты пропадаешь по вечерам, и я все время боюсь, что к нам ворвется «черный дьявол» и тебя заберут. Мне страшно, Бронек. Я не сплю по ночам, все слушаю… А теперь еще и Ирену с пути сбиваешь. Пожалел хотя бы детей.
— Прости, Настка, и пойми: мне нельзя иначе. Нельзя подводить товарищей, которые мне верят. И дочке полезно знать правду. — Отец обнял мать за плечи.
— Ты, неугомонный, довоюешься! Чует мое сердце, — вздохнула мать.
Когда прошли первый страх и оцепенение, гралевцы все чаще стали задумываться и спрашивать друг у друга: