По центру было изображено голубое весеннее небо. Ветер гнал над далекой холмистой грядой белые облака, похожие на кудлатых ягнят. На переднем плане серела полынная степь. Ее прорезала черная, еще не просохшая после дождей дорога. Вдоль размытой колеи тянулись следы босых ног. Чем дальше, тем слабее проступали они на дороге, уходя к горизонту. Это были следы юного Шухарбаева, покинувшего отчий дом…
Хлопок в ладоши, и в комнату вбежали две девушки с заварочным чайником, пиалами и подносом, на котором были разложены засахаренные фрукты, баурсаки и свежие лепешки. Подождав, пока ему нальют терпкого байхового чаю и добавят туда сливок, Шухарбаев махнул рукой. Девушки испарились, как по мановению волшебной палочки.
Не спеша потягивая чай, чтобы не ослабить действие гашиша, Шухарбаев приблизил лицо к полотну картины. Ах, если бы можно было нырнуть туда и окунуться в счастливое детство, когда не было болезней, страхов, сомнений! «За это можно все отдать», — как пелось в одной хорошей полузабытой песне. И свой нынешний пост, и сотни миллионов долларов, и дворцы, и даже возможность стать лидером нации. Но назад пути не было. Маленький Нуртай Шухарбаев ушел из дому и скрылся за горизонтом.
Слезы умиления выступили на глазах председателя Комитета Национальной Безопасности. Бережно проведя пальцем по шершавому холсту, покрытому мазками засохшей краски, он вернулся на прежнее место и принялся набивать трубку новой порцией конопли. Вспоминались горячие деньки жатвы, когда он с братьями и сестрами дни и ночи пропадал на току или в пути на станцию, куда свозили зерно. Степь была раскаленной, земля дышала жаром, натруженные руки горели от мозолей. Тем приятнее было вернуться домой и прилечь в тени высаженных отцом тополей…
Долго он сидел так, не открывая глаз, и перед ним возникали знакомые, родные с детства картины: то проплывали над юртами журавли, то проносились с топотом и ржанием табуны, то ползли к горизонту отары овец, то срывался со скал кипящий водопад, то вставало над землей рубиновое солнце, такое огромное, такое близкое, что, казалось, его можно было потрогать рукой.
Веки Шухарбаева сомкнулись окончательно, подбородок коснулся груди, из полуоткрытого рта вытекла ниточка слюны. Но отдохнуть сегодня ему было не суждено. В комнату заглянул адъютант, протягивая на ладони мобильный телефон.
— Что тебе? — спросил Шухарбаев, не сразу понявший, кого видит перед собой и кто такой он сам.
Адъютант сделал два робких шажочка вперед.
— Очень срочно, Нуртай Шухарбаевич. Прошу простить за беспокойство, Нуртай Шухарбаевич.