С болота к ним поднимался рослый юноша лет восемнадцати-девятнадцати, в старом плисовом охотничьем костюме, с ружьем и ягдташем. Он вошел в рощу и, огибая деревья, приблизился к лежавшим на траве мальчикам. У него была дерзкая, самоуверенная походка, держался он неестественно прямо, будто аршин проглотил, а ногой то и дело поддавал валявшиеся на земле сучья. В посадке головы чувствовалась какая-то настороженность, будто он чего-то опасался. Подойдя к мальчикам, Айви заговорил с ними покровительственно и свысока.
— Привет, ребятишки! Вы-то что тут делаете?
— У нас пикник, — ответил Эд Элиот.
— А я думал, пикники устраивают только девчонки. Может, вы и учителя с собой прихватили? По-моему, вы уже подросли, пора вам ходить на охоту.
Джордж Адамс ответил Айви презрительным взглядом.
— Само собой! Мне на день рождения как раз подарили Ремингтон 22 калибра. Но сюда-то мы ружья не берем. Знаем порядок. Да и тебе, мистер Айви, лучше бы спрятать свое ружье, а то миссис Форрестер спустится сюда и велит тебе убираться.
— Из дому ей нас не видно. Да и вообще она мне ни слова не скажет. Чем она лучше меня?
Ему никто не ответил. Даже Тэду с его рыбьей физиономией такое заявление показалось смехотворным. Процветание его отца как раз на том и зижделось, что одни люди, будучи лучше других, и мясо себе заказывают получше, а что бы делали мясники, если бы все начали покупать одни подбедерки, как семья Айви Петерса?
Вновь пришедший тем не менее спрятал ружье и ягдташ за дерево и, стоя все так же прямо, рассматривал мальчиков своими узкими маленькими глазками, отчего им стало не по себе. Джорджу с Нилом было противно смотреть на Айви, и все же его лицо притягивало их, как магнит. Кожа у Айви была красная, грубая, лицо припухло, будто его покусали пчелы или обожгло какое-то ядовитое растение. Прозвище «Айви-Отрава» он получил, потому что о его страсти «разделываться с собаками» все прекрасно знали еще до того, как он отравил симпатичного спаниеля судьи. Мальчики считали, что Айви невзлюбил спаниеля и не успокоился, пока не прикончил бедную собаку.
Красное лицо Айви было испещрено мелкими веснушками, будто изъедено ржавчиной, в твердые щеки словно пытались ввинтить штопор — в них глубоко, как сучки в дерево, уходили никогда не исчезавшие ямочки. Впрочем, приветливости его физиономии они отнюдь не придавали. Маленькие глазки были почти лишены ресниц, и взгляд их напоминал неподвижный, немигающий, пристальный взгляд змеи или ящерицы. Руки были такие же припухшие, как и лицо, и кожа на тыльной стороне кистей и на пальцах казалась сильно натянутой. Словом, Айви Петерс не отличался красотой, но его самого это ничуть не огорчало.