Чтобы уговорить инопланетян принять сыворотку, нужно было сперва научиться с ними разговаривать. Коммуникативного минимума не хватало. Очередное плавание «Джона Гринберга» спонсировало уже не НАСА, а «ВиталФарм».
***
Шивон медленно шагала, утаптывая в грязь то, что еще три минуты назад было прекрасными цветами.
В необычайно рыхлой почве росли странные угловатые камни. На одном из них совершенно четко выступала надпись.
Шивон сбилась с шага. Опустилась на колени. Присмотрелась. Камень был весь исписан, испещрен мелкими, теснящимися значками, будто кому-то не хватало места излить мысли. Знаки сливались в строчки. Строчки виляли, кое-где складывались в круги. Повторялись странные, незнакомые Шивон комбинации.
И каждый из камней, давящий своим долголетием на меняющийся пейзаж, был так же исчеркан.
Как знала Шивон, здешние никогда и ни с кем не общались письменно.
Вернувшись, она прикрыла дверь лаборатории и вывела на монитор все архивные записи. Перекинула с рации и увеличила снимки камня. На экране записанная речь шла сплошным текстом, а на камне получалось что-то вроде рваного, местами скрученного хайку.
Шивон велела компьютеру сопоставить. Компьютер крякнул.
Зашел Лоран.
— Слышала новости? Парламент дал добро.
— Сейчас пришло?
Он кивнул.
— Сказали, что наша экспедиция повлияла на решение. Мол, на другие планеты поставляем, а себя и забыли.
Он стоял у двери как-то растерянно, руки шарили по карманам в поисках сигареты.
— Так что... придется нам привыкать к вечной жизни. «Пусть бьют часы, приходит ночь, я остаюсь, дни мчатся прочь...»
— Аполлинер, — сказала она, но Лоран ее не слышал. Смотрел куда-то в себя, туда, в ту часть души, где оставались эти стихи.
«Вот так, — думала Шивон, — мы еще раз обманули Бога». Интересно, успел ли кто-то из родных воспользоваться таблеткой? Придет ли кто-нибудь встречать ее с корабля?
Машина завершила распознавание. Неровные строфы выплыли на монитор, с пробелами там, где компьютер не разобрал. Шивон попробовала прочитать, и даже собственный голос показался чужим.
«Я остаюсь, дни мчатся прочь...»
В строчках был ритм. Незаметно для себя Шивон отбивала его ногой на подставке кресла.
Непохожий ни на один из земных, быстрый, захлебывающийся, как ритм самой здешней жизни. Повторяющийся. Как в стихах.
Шивон прочитала написанное еще раз, подключив интонацию. Крутанулась на кресле. Поэтическая планета; надо же, Лоран не ошибся.
***
Планета оказалась неагрессивной. Если только агрессией не считать откровение, с которым она выставляла чужим на потеху свое умирание.