Не их это было дело. Такими лавочками занимался обычно Второй отдел. Но Дантес забрал у старушки буклет, расспросил ее о сыне и заверил, что позвонит, как только что-нибудь станет ясно.
***
Шеф, когда Валентин явился к нему с рапортом, сидел с мрачным видом, уставившись в газету.
— Кофе, — обронил он, не поднимая взгляда.
— Со сливками? — уточнил Дантес.
— Оно, мое, — сказал шеф. Валентин уронил руки.
— Не может быть, — ответил он тихо. Ему швырнули через стол газету.
«Поправка относительно рода слова “кофе” была принята парламентом в первом чтении, что вызвало бурную реакцию со стороны поборников правильности речи. Многочисленные акции протеста прошли на улицах столицы...»
Дантес бросил газету, словно обжегшись.
— Чередовать вашу гласную! Куда же мы катимся?
— Это ты мне скажи. Что будет дальше? Они узаконят «ложить» и «звонить»? Я вообще не понимаю, как парламент мог пропустить такое. Может, Совет на него надавил?
— Да зачем это им?
— Кто знает... Ну, что у тебя еще?
Дантес протянул шефу буклет:
— Очередная клиника для безграмотных. Утверждают, что там человек пропал...
— Это в редактуру. У нас и так вися... кхм... нераскрытых дел полные руки. Тем более что клинику эту я знаю, вполне солидное заведение, несмотря на... фривольную рекламу. С лицензией.
Валентина интересовало, кто и в каком состоянии мог выдать лицензию подобному учреждению, но у шефа он уточнять не стал. Тот считал, что любого, кто хоть на йоту повышает уровень грамотности в городе, можно причислять к лику святых. Скорее всего, он был прав...
— Как интересно. А что у них за прогрессивная методика такая?
— Дантес. Займись-ка лучше вывесками на Вайнера, там опять понаставили лишних букв...
Совет писателей, разумеется, способен был на самые разные гадости. И мог позволить себе давление на парламент. Самих авторов туда бы не пустили — со своей способностью изменять мир одним росчерком пера они могли бы натворить Розенталь знает что. Во все времена памфлетчиков и всяких политических писак ловили и сажали. Не потому, что они были против правительства, а оттого, что нарушали одну из главных заповедей Совета — принцип чистого искусства. Бывали, конечно, у корректоров провалы: взять хоть «1984», после его публикации в Англии чуть не весь редакторский отдел попросили с должностей.
Но какое дело авторам до рода несчастного кофе?
***
Разобравшись с вывеской на Вайнера (остроумный конкурент заменил в «Веке золота» «з» на «б», и лавку залило вонючей темной водой), Дантес в участок не вернулся. Он сел на маршрутку и поехал в самый криминальный район города, куда даже редактора не совались по одному.