— Лечение у нас, — доктор прихлопнул рукой некстати зазвеневший телефон, — основано на нейролингвистике. А еще мы используем творческий подход.
Как у любого уважающего себя корректора, от слова «творческий» у Шульца заныло в животе.
— Сначала, — продолжал доктор Х, — мы восстанавливаем навыки распознавания лингвистических объектов и синтаксических конструкций. Потом, когда пациент достаточно восстановится, начнутся лечебные тренировки тех структур сверхсознания и подсознания, которые отвечают за грамотность. Что же до слов-паразитов, то здесь мы используем медикаментозное лечение...
Тут он заметил, что Шульц клюет носом.
— Однако прежде всего, — сказал он, — прежде всего мы избавим вас от страха. Что мешает нам писать правильно? Страх. Мы подсознательно боимся учительницы русского, которая в детстве била нас указкой. Или штрафа от корректоров. Или просто — последствий, если напишем что-нибудь не то. Нас хорошо научили бояться — но ведь этот страх чаще всего надуманный...
— Ну это вообще супер, — сказал Шульц. — Док, а можно вопрос? Чего это у вас такое с именем?
— Стиратель, — вздохнул врач. — Как выражаются корректоры, я «попал под перо» какому-то недоброжелателю. Что ж, как видите, и так можно жить...
***
Дантес решил сходить к бабке — той, к которой от отчаяния обратилась мать Нестерова. Бабка Арина жила по знакомому адресу, на безнадежном городском отшибе; и только добравшись туда, Валентин понял, откуда знает это место.
Бабка Арина, в миру — Наталья Васильевна Даль, работала редактором, до того как уйти на пенсию. Не в КОР, а в обычном издательстве, в одном из самых спокойных отделов — отделе классики. Вот только книги выходили довольно странными — там изменялись детали, порой незначительно, а порой так, что у всего текста менялся смысл. Корректоры добрались до нее далеко не сразу: отчего-то казалось, что в переизданных текстах все именно так, как и должно быть.
В конце концов редактор призналась, что изменения ей подсказывали сами авторы, материализуясь то в кабинете, то у нее дома на кухне, где она доделывала «горящую» правку. Ее прабабушка считалась в своей деревне ведьмой, и, видно, что-то от ее дара досталось самой Наталье Даль. У классиков было сколь угодно времени, чтобы переосмыслить и подчистить свои произведения, — и теперь они являлись к своему редактору, требуя необходимых правок. Когда ее взяли, она почти обрадовалась — так надоел ей гарцующий по комнате Пушкин, являвшийся в самые неприемные часы и кричавший, что Татьяна Ларина вовсе не должна была выходить замуж. Или Чернышевский, который дул чай ведрами, ожидая ответа — что все-таки делать.