— Десять рублей каждому, кто будет признан годным к службе царю Петру Третьему! — выкрикнул Вертухин.
Людишки подняли головы к рублю, который приветствовал всех красноватыми отблесками.
Вертухин с остановившимся сердцем ждал, какая страсть победит в заводских душах: низменная к вину или возвышенная к деньгам. Он поворачивал этот кусище металла так и сяк и даже поднялся на цыпочки, показывая все его достоинства. Внутри отливки что-то глухо постукивало. Рубль был фальшивый — должно быть, в плате сделали полость и засыпали туда окалину с чугунной чушки. По углам, как положено, красовались четыре орла, но решка посередине отсутствовала.
Нигде, конечно, такую денежку не подделают, но только не в государстве российском.
То-то он показался Вертухину на два фунта, никак не больше.
— Рубль! — возвещал он, как на торгах. — Отлит из чистейшего уральского металла! Отчеканен на Монетном дворе города Екатеринбурга! Четыре фунта отличной красной меди в полном согласии с установлением государыни о Монетном дворе нашем!
Возвышенное положение рубля и его блеск одолели. С дюжину людишек принялись подниматься на пригорок. Но до вершины добрались только двое, оба с кривыми цепкими ногами.
— Кто таков? — спросил Вертухин того, который был справа.
Билимбаевец задумался.
— Немтырко Лысый, кажись? — в сомнении спросил он как бы у самого себя. — Не то Немтырко Кудрявый, — он помедлил, красным взором глядя на Вертухина, и показал на соседа: — Не то он Немтырко, а я, не знаю, кто.
Немтырко также не произносил ни звука, и Белобородов признал обоих к службе у Пугачева негодными, поелику без имен их записать было нельзя.
Вослед этим двоим полезли к рублю еще с дюжину да все в винную лужу у дороги съехали.
После нескольких проб годными к военной службе оказались три бабы и два мальца. Остальные смиренно глядели на Вертухина, сидя в луже.
Белобородов дал бабам и мальцам по пятаку и отпустил с миром.
Так или этак, а в Билимбае теперь царило спокойствие.
Вертухин в радости от победы над бунтовщиками так расчувствовался, что уронил рубль себе на ногу.
Боль была ужасная.
— В деньгах большая сила, — сказал он Белобородову, ощупывая ногу.
Тем часом в горнице под приглядом белобородовской ватажки происходили иные телесные экзерциции: приказчик Калентьев наматывал на кулак половую тряпку, чтобы дать Кузьме в морду и не повредить при этом руку. Кузьма от греха подальше отошел за ватажку и следил за его действиями из-за тяжелых спин разбойников.
— Калентьев, — увещевал он, — тебя за мордобитие отправят барской кошке хвост чесать!