С горы, от леса, скакал полковник Михельсон, на белой лошади и в белом плаще. В нем была масса благородства — лошадь покачивалась от тяжести.
— Пли!
Оглушительный горох ударил в бронзовую грудь Калентьева. Калентьев качнулся, выпрямился, сделал зверское лицо и шагнул на гвардейцев. Гвардейцы оторопели и прянули назад.
В сей момент принялись палить солдаты посреди поля, целясь в крупные щели заплота и поверх него. Их атака была удачней. Огородные пугала вздрагивали от пуль, возмущенно мотали рукавами, но с места не двигались.
Разбойники у ворот кинулись к возу с рублями. Философия гробовского знахаря показывала блестящий результат.
Казаки вкруг Рафаила выхватили медные поварешки и неистово принялись бить по барабану. Поднялся грохот, от коего с деревьев на расстоянии в версту осыпался снег.
Но уже ничего не могло остановить разбойников — они вмиг расхватали рубли. Прикрываясь ими, яко щитами, — иные приспособились держать впереди себя по две денежки, — мятежники повалили на оробевших гвардейцев штормовой волною.
Залпов больше не было. Воинов Михельсона добивали рублями уральского производства, колотя ими с размаху по головам.
Солдаты же в поле тем временем расстреливали огородных пугал и праздновали полную победу — ни одно так и не атаковало их.
Разгоряченные, они махом пошли вперед. Но, пробившись к заплоту по плечи в снегу, сели там, как снопы, не в силах больше двигаться. Разбойники, протоптав тропу вдоль заплота, брали их по одному, как куропаток, в силки попавших.
Битва была кончена. Полковник Михельсон ускакал обратно в Билимбаевский завод, в белом плаще и на белом коне невидимый посреди зимних лесов, как призрак императора Петра Третьего, уже двенадцать лет гуляющий по просторам российским.
Глава семнадцатая
В рожу, только в рожу!
Два дня спустя отряд Белобородова, уже изнемогший от пальбы в небо по случаю победы, все еще сидел в Гробовской крепости. Держала его здесь такая нелепица, что и сказать смешно: разбойникам хотелось есть, а есть было нечего. Да и в дорогу провиант был нужен, но провианта в Гробовской не нашлось просто никакого, кроме репы, капусты и редьки.
Войско ждало съестного, хотя никто не знал, откуда оно поступит.
Мещане на просторах российских изрядно умны и знают, что делать, когда приступает неприятель и еще неизвестно, на чью сторону встать. У них тоже ничего уже не было.
Нынче в Гробовской крепости любым часом, и посреди ночи, трапезничали редькой с квасом. Семья из дюжины человек, включая еще не умеющих есть младенцев и уже неспособных поднимать ложку стариков, садилась вкруг тазика с этим национальным блюдом и возила его в рот хоть и с отвращением, но усердно. Старикам и младенцам помогали, все другие ели сами.