— Да не шутишь ли ты?! Кому я что дурное сделала?
— Никому, матушка государыня. Но злодеям угодно видеть на царском троне Петра Третьего.
— Это Емельяшку, что ли?!
— Почему Емельяшку? Петра Федоровича Романова, супруга твоего покойного, матушка государыня.
— Да ты из ума никак выжил! Как мертвый человек может быть царем?
— В России, матушка государыня, живой человек может быть мертвым, а мертвый не то что царем, а и богом.
Императрица стала вдруг бела, будто снега российские.
— Ну, ежели ты соврал…
— При Петре Федоровиче, матушка государыня, Россия замирила бы обе бусурманские веры, мусульманскую и католическую, у себя на земле Московской, — сказал Шешковский и тоже побледнел да так, что стал почти невидим в серебряном свете, падающем из окон кареты.
Императрица вгляделась в золоченую клетку, где от ходьбы слона качались Хвостаков с турчанкою.
— Да кто такая эта девица?
— Племянница визиря Мехмет-Эмина, именующая себя Айгуль Тархан. Солдаты генерала Михаила Каменского схватили ее месяц назад в Крыму под крепостью Шумлой.
— Что такое ты говоришь! А мы выдаем ее замуж за шута Хвостакова! Мехмет-Эмин будет нам теперь злейший враг.
— Да разве раньше он не был нашим врагом? — возразил Шешковский.
Лицо императрицы налилось кровью, побледнело, опять стало красным, и она сказала:
— Ну, будь по-твоему. Отдам тебе турчанку в дознание, ежели что за нею замечено будет.
Глава двадцать вторая
Крах великой тайны масонства
Тем временем в манеже герцога Кобылянского уложили на пол доски — дабы сапоги и сапожки всех племен и народностей России в песке и гравии не утопали. Были установлены столы с бараниной, салом, строганиной, кумысом, вином, пивом — всякому роточку по его кусочку. Каждое обеденное место отметили особым национальным образом: на сырной голове торчком стояли ослиные уши, фунт сала украшал знатный оселедец, а зажаренный целиком баран накрыл свою несчастную голову войлочной киргизской шапкой.
Тут и войско женихов и невест к манежу прибыло. Фыркали лошади, лаяли собаки, кричали ослы, плевались, глядя на все это неразумие, верблюды. Новобрачные вылезли из саней и повозок, столпились, и гам поднялся такой, что все петербургские вороны улетели на Васильевский остров. В сей момент пустили слуг наводить порядок. Слуги, однако же, знали, что порядок непременно должен навестись сам собой и, если не вмешиваться, так он быстрее наведется. Якутянка села у них с киргизом, калмык с хохлушкой, осетин с вогулом, а с краю стола, нацеливаясь на ослиное ухо, затесалась Жучка из подворотни.
Сидели строго, впиваясь голодными глазами в яства и напитки.