ты мог бы наделать снимков…
— А как ведет себя реактор во время такого шторма?
— Вообще-то встречи с плохой погодой стараются по возможности избегать, — продолжает старик нерешительно, — но для проверки реактора мы ее иногда даже искали.
— Наука загоняла вас в шторм?
— Можно сказать и так. Плохую погоду мы однажды нашли в районе западнее Шетлендских островов. Западный ветер силой 9 баллов. Для измерений динамики поведения реактора плавание должно было осуществляться на том же участке моря. Поэтому мы и осуществляли чистой воды килевую качку. Судно делало очень резкий ход и черпало сотни тонн воды, которая, высоко взлетая, обрушивалась на бак всей своей массой. Позднее, на верфи, с помощью палубных подпорок и листовой стали для придания жесткости все приводилось в порядок. Один бортовой иллюминатор на нижней палубе был разбит, что первому помощнику, который там жил, принесло приличную сумму денег на страховке ценных бумаг. У него были только прекрасные новые вещи! Новое за старое. К счастью, первого помощника, когда был нанесен ущерб, не было в его каюте.
Рассказывая о роге изобилия, пролившемся над его первым офицером, старик потерял нить повествования, и я говорю, смеясь:
— Такого я еще никогда не слышал: подарки от бури на море!
Старик тоже смеется, но затем задумывается и говорит уже серьезно:
— Меньше повезло судовому врачу. В то время это был бывший флотский врач. Когда он шел по реакторной палубе по наветренной стороне, чтобы в госпитале заняться матросом, который разбил себе губы, накативший поток воды бросил его на опору крышки реактора. При этом доктор распорол кожу головы около уха и остался лежать без сознания у этой опоры, которая его задержала. К счастью, мимо проходил боцман, который поднял его. Доктора зашила медицинская сестра, продубевшая от длительных плаваний с ГГИ на «Метеоре».
— Что значит путешествие на «Метеоре» и что «ГГИ»?
— «ГГИ» — означает Германский гидрогеографический институт, а «Метеор» — гидрографическое судно.
Собственно говоря, я хотел бы услышать кое-что о поведении реактора во время шторма, но сколько раз нас отвлекали. При ближайшей оказии надо будет порасспросить шефа и исследователей, — намечаю я себе, поднимаясь на мостик. Старик находится на камбузе. Речь снова идет о приеме в Дурбане, который беспокоит старика.
— Ну, ты решился? — спрашивает старик, когда мы собрались в его каюте для вечерней беседы.
— Решился на что?
— Что в Дурбане сойдешь с корабля, имею я в виду. Могу только посоветовать. Если мы три недели простоим перед портом прибытия, то, я это знаю, появится сильная раздражительность. Это начинается уже сейчас.