Что же ей теперь делать? Ей оставалось только надеяться, что Жан не сообщил пока хозяину, что его секретарь неожиданно из брюнетки превратилась в блондинку. А может быть, он вообще ничего не заметил? — утешала себя Норина.
В любом случае это было крайне неприятно, тем более что Дэйв потратил уйму сил и времени на изменение внешности Норины, и вот теперь все оказалось напрасным!
И все же, несмотря ни на что, она испытывала радостное возбуждение, когда поезд тронулся. Впервые в жизни она ехала во Францию!
Поначалу заботливо возделанные поля за окном казались ей точь-в-точь такими же, как в Англии. Но потом их сменили бескрайние равнины, расстилавшиеся до самого горизонта, по которым были разбросаны густые леса, в которых, если верить сказкам, которые рассказывали ей в детстве, жили драконы.
Решив, что маркиза интересует пейзаж за окном, она принялась описывать ему проплывавшие перед окном виды!
— Какая чудесная церковь с двумя колокольнями! Я уверена, что она очень старая! А за ней здание, в котором наверняка монастырь.
Изумительные крохотные деревушки восхищали ее так же, как дороги, окруженные со всех сторон высокими деревьями, напоминавшими часовых на посту.
Она очень живо и с большим количеством деталей описывала все маркизу, стараясь отвлечься от собственных мрачных мыслей.
Наконец наступил вечер, и слуга принес ужин. Еда показалась Норине изумительной, но маркиз счел, что суп приготовлен не лучшим образом, и не разделил ее энтузиазма по поводу паштета.
— А правда, что лучшие сыры делают в Нормандии? — спросила Норина.
— А откуда вам это известно? — спросил маркиз.
— Наверное, мне говорил об этом отец, — ответила Норина, — но я ведь сама много читала о Франции. Мне трудно объяснить вам, как я счастлива, что приехала сюда!
— К сожалению, я не смогу сам показать вам Париж. А гулять одной вам нельзя!
— Но почему же? — с удивлением спросила девушка.
— Потому что вы женщина, мадам Виндхэм, и, как говорят, очень привлекательная женщина, несмотря на ваши очки!
— Это Жан… Жан сказал вам это? Я польщена!
— Сколько вам лет? — неожиданно спросил маркиз.
Это был самый главный вопрос, и отвечать на него следовало крайне осторожно. Поэтому, с минуту подумав, Норина сказала:
— Как я женщина, я могу не отвечать на этот вопрос, но я охотно признаюсь, что мы с вами приблизительно ровесники.
— Мне скоро тридцать, — отвечал маркиз, — и вам я, наверное, кажусь стариком.
— Я много раз слышала, что сорок лет — это зрелость молодости и молодость зрелости, — уклончиво ответила ему Норина.
Маркиз расхохотался: