Дориан говорил с решимостью и убежденностью, не свойственными детям таких лет, и застал Хэла врасплох — тот не был готов к столь решительному сопротивлению.
— Том прав, — подхватил Гай. — Нельзя оставлять Дориана. Ни его, ни меня. Мы с Томом останемся с ним.
Хэла больше всего поразили эти слова Гая. Слыханное ли дело, чтобы Гай уверенно высказался в пользу чего-либо? Но коль уж он решался на что-то, переубедить его было невозможно.
Хэл мрачно смотрел на сыновей, напряженно размышляя. Можно ли поместить ребенка вроде Дориана в обстоятельства, которые почти несомненно связаны с большой опасностью? Потом он взглянул на близнецов. Он помнил — когда умерла мать, отец взял его с собой в море. Сколько ему тогда было? Вероятно, на год больше, чем сейчас Дориану. Он почувствовал, как дрогнула его решимость.
Он подумал об опасностях, с которыми они несомненно столкнутся. Представил себе, как деревянные осколки рвут прекрасное тело Дориана, когда ядро ударяет в борт. Представил возможное кораблекрушение и ребенка, утонувшего или выброшенного на дикий африканский берег, где его сожрут гиены или иные отвратительные звери. Он смотрел на сына, на его рыже-золотую голову, столь же невинную и прекрасную, сколь и резной ангел на носу его нового корабля.
И почувствовал, как в сознании снова возникают слова отказа. Но в этот миг Том покровительственно положил руку на плечо младшему брату. Это был такой простой, но полный достоинства, любви и долга жест, что Хэл почувствовал, что слова застревают в горле.
Он медленно перевел дух.
— Я подумаю, — мрачно сказал он. — А теперь убирайтесь все трое. С меня на сегодня довольно неприятностей.
Они попятились и у порога хором произнесли:
— Спокойной ночи, папа.
А когда бежали к своей комнате, Том держал Дориана за плечи.
— Не плачь, Дориан. Ты знаешь: когда он говорит, что подумает, это означает согласие. Но ты больше никогда не должен плакать. Если отправишься в море со мной и Гаем, ты должен вести себя как мужчина. Понял?
Дориан сглотнул и энергично закивал, не доверяя своей способности говорить.
На Мэлл у Сент-Джеймсского дворца выстроился длинный ряд карет. Дворец напоминал сказочный игрушечный замок с многочисленными укреплениями и башенками; построенный Генрихом VIII дворец все еще использовал царствующий монарх. Когда карета Хэла медленно подкатила ко входу, двое слуг распахнули дверцу, а секретарь, посланный лордом Хайдом, провез Хэла черед ворота и по двору.
У входа на лестницу, ведущую на Длинную Галерею, стояли солдаты в стальных шлемах и доспехах, но когда секретарь показал им записку, они пропустили Хэла, и дворецкий торжественно провозгласил: