Мисха улыбнулся, обматывая грязной промокшей от пота тряпкой сабельную рану на предплечье. Опьяняющий дым упомянутой травы делал курильщика бесстрашным и нечувствительным к боли.
— Я сам приготовлю для вас трубки и своими руками подам каждому, когда мы будем сидеть в залах Маската, — пообещал Дориан и умолк, услышав, как кто-то зовет его по имени.
— Аль-Салил, брат мой! — Голос эхом отдавался в скалах. — Сердце мое радуется нашей новой встрече.
Голос высокий, почти женский. И хоть тембр голоса изменился, Дориан сразу его узнал.
— Как твоя нога, Заян аль-Дин? — крикнул он в ответ. — Иди сюда, я сломаю вторую, чтобы выправить твою хромоту.
За поворотом невидимый Заян засмеялся.
— Мы придем, брат мой, поверь, придем, а тогда смеяться буду я — мои турецкие союзники задерут твое одеяние и перегнут тебя через седло верблюда.
— Думаю, ты бы наслаждалась этим больше меня, Заяна.
Дориан использовал в речи женский род имени, как будто говорил с женщиной, и Заян на время замолчал.
— Послушай, аль-Салил, — закричал он снова. — Здесь твой брат по крови Хасан. Ты бросил его, когда убегал, как трусливый шакал. Он еще жив.
Дориан почувствовал, что леденеет от ужаса.
— Он храбрый человек, Заян аль-Дин, — крикнул он в ответ. — Пусть умрет достойно.
Хасан был его другом с первых дней пребывания Дориана у соаров. У него две молодые жены и четверо маленьких сыновей, старшему всего пять лет.
Страшный крик огласил проход, крик смертной боли и гнева, перешедший в стон.
— Вот тебе дар от твоего друга.
Что-то маленькое, мягкое, окровавленное вылетело из-за угла ущелья, прокатилось по песку и остановилось перед бруствером.
— Тебе понадобится лишняя пара яиц, аль-Салил, брат мой, — крикнул Заян. — Вот они. Хасану там, куда он отправляется, они ни к чему.
Воины племени соар рычали и сыпали проклятиями, а Дориану слезы жгли глаза. Хриплым голосом он крикнул в ответ:
— Клянусь именем Господа, когда-нибудь я сделаю с тобой то же самое.
— О брат мой, — отозвался Заян, — если этот пес соар так тебе дорог, я верну его тебе. Но сначала взгляну на его печень.
Снова послышался страшный крик, и из-за угла показался Хасан. Шатаясь, он направился к брустверу. Он был обнажен, и между ног виднелась темная кровавая дыра. Ему вспороли живот, и вывалившиеся внутренности цеплялись за ноги, скользкие, ало-лиловые. Хасан наклонился к Дориану и издал звериный стон: его рот был пустой кровавой пещерой. Заян аль-Дин отрезал ему язык.
Не дойдя до бруствера, он упал и лежал на песке, слабо дергаясь. Дориан с мушкетом в руке перепрыгнул через укрепление. Он приставил ствол к затылку Хасана и выстрелил.