— Наставительный наставник? — предположил Том.
— Докучный наставник! — Дориан рассмеялся, и даже Гай поднял голову и улыбнулся.
«Отродье Битти» не поняли ни слова, но увидели, что Уэлш побагровел, а Том сложил руки на груди и торжествующе улыбнулся, догадались, что их идол одержал верх, и радостно захихикали. Только Каролина продолжала писать на доске, даже не подняв головы.
Том был озадачен и обижен. Как будто между ними вообще ничего не произошло! И поскольку его вечные стычки с мастером Уэлшем нисколько ее не заинтересовали, он попытался привлечь ее внимание другими способами.
Когда Каролина выходила на палубу, он пытался превзойти собственные силы и опыт, демонстрируя мастерство и проворство на реях. Повторяя подвиги старших, он бежал по всей рее, подняв руки над головой, к своему месту на лине или скользил без остановки вниз, так что грубая конопляная веревка срывала кожу с ладоней, прежде чем он, стукнув о палубу босыми ногами, приземлялся на палубу рядом с тем местом, где стояла девушка. Она же, едва взглянув на него, отворачивалась.
Как назло, она была мила и любезна с Гаем, Дорианом и даже с мастером Уэлшем. Том, которому медведь на ухо наступил, был исключен из музыкального кружка, и Каролина как будто находила особое удовольствие в обществе Гая.
Они непрерывно перешептывались во время уроков, и Уэлш безуспешно пытался заставить их замолчать. Том протестовал:
— Я решаю задачу по тригонометрии и не могу думать, когда вы трещите как сороки.
Уэлш мстительно улыбнулся.
— Я не уверен, что твои мыслительные процессы ускоряются даже в полной тишине.
При этих словах Каролина звонко рассмеялась и склонилась на плечо Гаю, как будто хотела разделить шутку с ним.
Взгляд, который она бросила на Тома, был злым и насмешливым.
Том и Дориан унаследовали от отца острое зрение, и поэтому их часто отправляли наверх, впередсмотрящими. Тому нравились долгие вахты на марсе, на грот-мачте, — это было единственное место на забитом людьми корабле, где они могли побыть одни. Дориан научился держать язык за зубами, и они могли часами сидеть в дружеском молчании, не мешая друг другу, погружаясь в фантазии и воображаемые картины.
Если прежде Том мечтал о битвах и славе, о диких землях и больших океанах, куда они направлялись, о слонах, китах и огромных обезьянах в туманных горах, которых он так ярко представлял себе по рассказам Аболи и Большого Дэниела, то теперь все его мечты были о Каролине. О ее мягком белом теле, которого он касался, но никогда не видел, о ее взгляде, обращенном к нему с любовью и преданностью, о замечательных вещах, которые он делал с Мэри и другими девушками в деревне и мог бы сделать с нею. Но ему казалось святотатством допускать в мечты о божественной Каролине нечто столь низменное.