— Ага, чувствую, как сходишь, в живот мне уперлось, — хихикнула я, отстранила его и совершенно серьезно спросила: — Думаешь, мне очень хочется забеременеть?
Я не могла без дрожи представить, какой позор это будет для всего нашего семейства. Гейб снова притянул меня к себе.
— Я сначала выну, потом кончу, — пробормотал он и вжикнул молнией на ширинке. — Честное слово.
Руки его потащили с меня джинсы, я шлепнула его перчатками по лицу, но без толку, потому что в душе уже сдалась. На секунду ощутила обжигающий холод, но Гейб тут же накрыл меня горячим телом, потом поднял, прижал спиной к дереву. Он что-то шептал мне на ухо, в чем-то пытался убедить, но в этом уже не было нужды, мной полностью овладели ощущения, передаваемые нервными окончаниями, и я ни о чем не могла думать, да и не пыталась. Погрузилась в свои чувства, растворилась в них.
Потом мы разгладили на себе одежду, застегнулись и оба рухнули на землю. Я уселась ему на колени, свернулась клубочком, прижалась к теплому телу. И когда послышались голоса его друзей, сунула руку ему под куртку, потянулась, чтобы поцеловать в последний раз до того, как они нарушат нашу идиллию. Друзей его я не любила. Они все были грубые, не то что он. Такие же, как Дайармейд и Финн, вечно толкались, пихались, мерялись силой.
Мы вышли из-за ствола, зашагали по полю. Говорят, Ирландия — самая зеленая страна в мире, потому там постоянно идет дождь, и в ту ночь у нас лица были мокрые от дождя, да и сильный ветер дул, так что приходилось двигаться боком, как ходят крабы. Гейб держал меня за руку, но разговаривал со своими дружками, их было трое. Чтобы не отстать, мне приходилось то и дело бежать трусцой. Почти полная луна света давала мало, не разберешь, что под ногами, которые путались в высокой траве, проваливались в ямы и борозды, я то и дело спотыкалась. И каждый раз Гейб тащил меня вверх, чтобы я не упала.
В нижней части поля был полузамерзший пруд, и его друзьям захотелось выяснить, кто дальше проедет по льду. Они пыжились друг перед дружкой, как дураки, подстрекали на подвиги. На лице Гейба отразилась внутренняя борьба: остаться со мной — но тогда он рискует прослыть бабой и трусом — или поучаствовать в этом дурацком состязании. А по дороге к пруду, с правой стороны, нам попался какой-то сарай.
— Слушай, Скарлетт, подожди меня здесь. — Гейб вытащил из кармана бутылку виски, сделал глоток и передал мне. — Я пойду с ребятами, а то бог знает, мало ли что с ними случится.
Как послушная девочка, я засеменила к сараю. Я понимала, что сарай чужой и мне туда лучше не лезть, но до дому было далеко, так что я подумала: ничего страшного. Открыла засов, вошла внутрь. Сквозь дыры в крыше и в стенах сочился тусклый свет. Сарай был довольно большой, футов тридцать в длину, и полный сена, пять рулонов в высоту и десять в длину. В нижнем ряду нашлась щель, и я протиснулась между двумя рулонами. Попивала себе виски и ждала, извела почти треть бутылки, с каждым глотком мысли становились все бессвязнее. Как бы отреагировал Деклан, если бы узнал, что я по ночам не сплю в своей кроватке, а часов в десять вылезаю в окно и бегу на свидание к Гейбу? Не дай бог еще забеременеть. Мать сдерет с меня кожу живьем. И жизнь моя в точности повторит ее собственную. Все тогда пойдет прахом, пропадет моя головушка. Мне, конечно, не хочется огорчать Деклана, но я так люблю Гейба. Кажется, я принадлежу только ему. Это чувство появилось благодаря сексу. Да-да, именно сексу.